Алена потянула отца за руку.
– Пап, пошли. Вот доска от ящика. Пойдет?
– Пойдет. – Махотин подхватил самовар за ручки. – Открой-ка дверь.
Они пили чай «с дымком». Это было здорово! Алена и сама не могла понять, куда делось ее недовольство. По телу разливалось тепло. Эмалированная кружка с отбитой эмалью стучала о зубы, когда она делала большой глоток. Это было так громко в ночной тишине, так нелепо, что они с отцом дружно смеялись после каждого глотка. Всхлип! – Клац. – Ха-ха. А потом лай какой-то собачонки, за ним еще и еще. Отец рассказывал о поисках, она слушала, и ей казалось, что она была с ним. Он перечислил всех, с кем успел познакомиться за сегодняшний день. «Завтра пойдешь знакомиться сама», – говорил он, и Алена решила, что – да, так и нужно. Здесь все просто: привет, как зовут, и – друзья. И еще ей хотелось в лес. Она смотрела на него сегодня из-за забора. Он манил ее своей чернотой, этот лес. Одной, конечно, страшно. Но завтра она уже не будет одна.
Они вернулись в дом за полночь. Лиза к ним так и не вышла. Махотин лег на скрипучую кровать, на влажные еще простыни и посмотрел вниз. Лиза спала на надувном матрасе, укрывшись с головой теплым одеялом. «Господи, как же я мог на ней жениться? Она же совсем чужая! Меня к ней и не тянуло как к женщине никогда. Как же я с ней столько лет прожил?» Он отвернулся к стене. Перед закрытыми глазами тут же всплыл образ Любавы. Вдруг ее лицо стало медленно таять, начали проступать черты Анны. И вот перед ним уже она. С ласковой, как и у Любавы, улыбкой. И от нее идет такое тепло, что Махотину хочется к ней немедленно прикоснуться. И он засыпает.
Глава 11
Кучеренко всегда знал, откуда растет хвост. Нутром своим звериным чуял, когда действительно опасность, а когда так, фуфло. Сейчас запахло бедой. Он виду не подал при Крестовском, что заволновался, но что-то вроде досады, что теперь этим нужно будет заниматься, испытал. Разъелись они в последнее время, расслабились. Раньше бы заскучал без живого дела, а сейчас покой ценить научился. Комфорт и покой. Как это зять Креста – бац, и в деревню! На деревянный толчок! Навоз нюхать! Он бы уже так не смог. Кучеренко передернул плечами. Молоток Бориска! В свое время это он уговорил Крестовского не противиться браку дочери. Раз уж освободили Борьку. Лизка тогда с ума сходила, высохла вся. С того дня, как Махотин дверью шваркнул и ушел к своей колхознице. Хотя, что греха таить, хороша девка была! Глазищи! Кстати, задумался Кучеренко, у самого Крестовского похожие, только потусклее будут, помутнее. Так это от жизни… сложной.
Вот он как мягонько их жизнь обозвал. А ведь жестко они тогда конкурентов убирали, без соплей и жалости. На городском кладбище иной ряд – весь! – их работа. Говорят, убиенные убийце по ночам снятся. Брехня, никто ему не снится. Засыпает, как проваливается. Просыпается, словно заново родился. Нервы крепкие, вот и вся психология. Один раз только и пожалел жертву, так сказать. Уж больно молода! Крест тогда долго не соглашался, добро не давал. Но потом сломался. И все так хорошо для них разрешилось.
А что с письмом дурацким делать, надо подумать. Сначала он съездит в эту Рождественку, к Бориске, и его поспрашивает. Если это он – полбеды. Он точно ничего не знает. Знал бы!.. Хуже, если не он. Всего-то и остается два человека, которые в курсах тогда были. И то косвенно, не докладывал им никто. Когда Серегу, шофера тогдашнего, к стенке прижали, он все выложил: и откуда информация, и как получена. Умнее своей женушки оказался, выводы-то правильные сделал. А она овца овцой, ничего не поняла. Это ее и спасло. А его не спасло, отметелили пацаны по самые эти, душу отвели. Потом – в лесочке бросили. С тех пор ни слуху ни духу. А жена подумала, что он ее бросил. По первости он, Кучеренко, за ней еще приглядывал, но она только дочкой больной занималась. Правда, однажды случился у нее короткий романчик с Махотиным, очень короткий! Он даже Кресту ничего не сказал, чего по мелочам тревожить!
Итак, двое еще знали. Серега Котов с таким здоровьем, которое ему организовали, вряд ли выжил. Эх, не лез бы со своим мелким шантажом, парень-то свой был, проверенный! А тут такой прокол! И против кого попер – против Креста! Одно слово – самоубийца! Конечно, найти его сложно. Скорее, под землей уже. А вот жену его, Галину Ветрову, и искать не нужно. Живет все там же. С нее он и начнет.
Есть, правда, еще один человек… то есть уже нет давно, Царствие небесное…
Кучеренко встал с мягкого кресла и прошелся по кабинету. Придется ехать к Бориске самому. Ну, так и Рождественка недалеко. Нужно только предлог придумать, не с пустыми же руками к Махотину являться. Он надел куртку и похлопал себя по карманам. Ключи, документы, мобильный – на месте. Вышел в приемную.
– Катя, я в Рождественку. Приедет Евгений Миронович, скажешь ему.
– Хорошо, Владимир Осипович. Вы вернетесь сегодня?
– Да. – Он отвернулся и еще раз похлопал себя по карманам. Привычка все перепроверять по нескольку раз часто помогала избежать неприятных моментов.
* * *Лариса себя ругала. Это случалось так редко, что она никак не могла подобрать подходящие слова, чтобы себя обозвать. «Кретинка озабоченная», – наконец решила она про себя. Стыдно не было. Просто потому, что стыдно не было никогда. А вот досада не уходила. Что это такое с ней происходит? Крестовский хоть и старый, но мужик. Это она может ввести их, мужиков, в ступор, но не они ее. Они же просчитываются, как простое арифметическое действие. Даже такие крутые, как Всеволод. Кстати, нужно как-то технично от него избавиться. Не обостряя, но и не оставляя надежды. Он не дурак,
