Так же как умирать страшно, пока не умрешь.
– Я могу вывести тебя отсюда, – сказал он вслух. – За этим я и пришел.
– Вывести?… Как?
– Так же как вошел сюда. – Коул помолчал, тщательно обдумывая мысль. – Мне кажется… если ты будешь со мной, я сумею заставить храмовников не замечать и тебя. Мы выйдем вместе, и они больше никогда не смогут причинить тебе вред.
– Что, если это не сработает?
– Тогда ты умрешь.
Фарамонд был ошеломлен, словно мысль о побеге никогда и не приходила ему в голову. Он встал, забегал по комнате, возбуждаясь все сильнее… но вдруг остановился, угрюмо глядя на окно, за которым сыпал снег.
– И куда же ты меня уведешь? – спросил он.
– А куда ты хочешь пойти?
– Я не знаю даже, куда мог бы пойти.
Коул ничего не мог предложить. Мир за стенами башни был ему совершенно неведом. То немногое, что он увидел за время путешествия в крепость, наводило на мысль, что мир этот холоден и страшен; люди, живущие в нем, обращают друг на друга даже меньше внимания, чем на него, Коула.
– Где угодно будет лучше, чем здесь. Разве нет?
Фарамонд подошел к окну, легонько провел пальцами по решетке. Железные прутья уже покрыл тонкий слой изморози.
– Зимы в Адаманте ужасны, – проговорил он. – Пустыня промерзает насквозь, а песок… ветер дует с такой силой, что тот, кажется, сдирает плоть с костей. Люди в крепости начинают готовиться к зиме задолго, и все равно каждый год кто-нибудь погибает. Охотники, застигнутые бурей, заезжие торговцы, не знающие здешних мест, неразумные дети…
Коул не знал, зачем эльф рассказывает ему об этом, но все равно слушал. Странно… очень странно. Прежде всякий раз, когда он отыскивал одинокого и отчаявшегося человека, его подгоняла к цели нестерпимая жажда. Он нуждался в своих жертвах точно так же, как они нуждались в нем. Времени на разговоры не оставалось, потому что ему нужно было увидеть в их глазах узнавание – тот предсмертный миг, в который они даровали ему возможность снова стать настоящим.
Что же он чувствует сейчас? Тьма, которую он сам же и высвободил, ворочается в нем, расползается ордой алчных насекомых… но той самой нестерпимой жажды нет. Коул провел большим пальцем вдоль лезвия кинжала. Острый. Подарить Фарамонду такую свободу будет проще простого. Если он не нуждается в этой смерти – можно ли считать ее милосердным поступком, а не хладнокровным убийством?
– В день, когда выпадает первый снег, – продолжал Фарамонд, – обязательно устраивается праздник. Мне это казалось странным. Зима смертельно опасна, что тут праздновать? Однако местные жители неизменно надевают венки и учиняют обильное пиршество с плясками. Меня тоже всякий раз приглашают на пир и зовут танцевать, хоть и знают, что я откажусь. Я просто наблюдаю за ними и недоумеваю – к чему все это? – Голос его прервался. Смолкнув, он повернулся к Коулу, и тот увидел, что эльф плачет. – Этой ночью в Адаманте не будет никакого праздника.
– Ты не хочешь бежать?
– Я не хочу бежать. Я хочу, чтобы ты убил меня.
Последний конклав, на котором присутствовал Рис, произвел на него неизгладимое впечатление.
Коллегия магов в Кумберленде занимала дворец. Когда-то он принадлежал одной неварранской герцогине, а потом был подарен Церкви – по слухам, из-за того, что у дочери герцогини обнаружился магический дар. Герцогиня желала, чтобы ее дочь жила в привычной роскоши, а не в какой-нибудь мрачной башне в сотне миль от родного дома.
Рис охотно верил этим слухам. Если Белый Шпиль поражал воображение своим подавляющим величием, то Коллегия магов – непомерной роскошью интерьера: мраморные колонны, красочно расписанные фрески, вазы, золоченый узор из виноградных лоз на стенах. Особый интерес представлял входной зал – там стояли изготовленные из песчаника бюсты всех верховных чародеев, ко-торые занимали эту должность за последние шесть сотен лет. Весь дворец блистал золотом. Казалось невероятным, чтобы магам предоставили для собраний это средоточие роскоши, и тем менее так оно и было.
Красная аудитория, названная так из-за куполообразного потолка, отделанного красным деревом, без труда вмещала две сотни человек – Первые Чародеи, главы братств, старшие чародеи и даже любопытствующие ученики. Они спорили, похвалялись, разбивались на группы и произносили речи. Некоторые приходили просто по-наблюдать за собранием, маги почтенного возраста – поглазеть на восторженных новичков. Рис тогда долго бродил в нестройном шуме множества голосов и безуспешно гадал, какова повестка дня, пока не сообразил, что ее попросту нет. Всякая попытка укрепить порядок на собрании отметалась ради свободного общения.
В итоге собрание почти ничего не успевало решить, и, судя по высказываниям чародеев, такое было в порядке вещей. Впрочем, никого это обстоятельство не огорчало. Участие в конклаве придавало магам ощущение, что они являются частью чего-то большего, нежели их собственный Круг, и могут, если будет на то их воля, выступить как единое целое.
Нынешний конклав, если его вообще можно было так назвать, проходил в совсем иной обстановке.
Громадный зал Белого Шпиля был чересчур велик для собравшихся – пятнадцать Первых Чародеев, не считая тех четверых, которые не успели прибыть вовремя, и Верховная Чародейка. Помимо них в зале находились только сам Рис, Адриан и Винн. Храмовники, выстроившиеся вдоль стен, пожирая недобрыми взглядами магов, превосходили их числом более чем вдвое. Это унижало, и всем участникам конклава явно было не по себе.
Рис держался особняком, чувствуя себя посторонним в тесном кружке Первых Чародеев… в отличие от Адриан, которая с первой минуты ни на шаг не отходила от Верховной Чародейки. Разговоров никто не вел. Все ждали, когда приведут Фарамонда, и одно это было поводом для всеобщего напряжения: Винн уже рассказала о том, какая участь его ожидает, и Первых Чародеев это известие отнюдь не порадовало. Рис не знал, что произойдет, когда в зал войдет эльф, во второй раз ставший Усмиренным. По всей вероятности, ничего хорошего.
Верховная Чародейка Фиона была эльфийкой: черноволосая, с седеющими прядями на висках и почти такая же миниатюрная, как Адриан. Рядом с рослыми магами эти две женщины смотрелись бы даже забавно, если бы не излучали столь мощную энергию, что казались на голову выше всех прочих. Фиона бросала на храмовников уничтожающие взгляды, и остальные маги, судя по всему, разделяли ее чувства.
Стоя поодаль, Рис наблюдал за этой сценой, и тут к нему подошла Евангелина. Ее доспехи были недавно начищены до
