При более пристальном осмотре выяснилось, что чемодан заперт на замочек, а ручка его обмотана зеленым платком – конечно, чтобы его не спутали с другими «близнецами» на багажной карусели. Имени владельца нигде не значилось, хотя ручка на ощупь была липковатой, как бывает, когда пассажир после полета сдирает стикер авиакомпании. Впрочем, мусорная корзина пустовала, потому исчезала и сама призрачная надежда установить имя хозяина. Правда, чемодан казался до странности знакомым…
Телефон в ванной поближе, чем тот, что на другой стороне кровати. Он решил воспользоваться им и оглянулся на чемодан. Его кольнул страх. Он снял номер в большом отеле в американском мегаполисе – вдруг кто-нибудь намеренно бросил здесь чемодан?
Что, если замышляется теракт и он окажется в эпицентре взрыва? Он представил, как его тело не распадается, не испаряется, а разбивается на несметное количество осколков, вроде грянувшейся о каменный пол фарфоровой статуи, и они оседают среди руин номера: кусок щеки – на полу, все еще моргающий глаз – на подоконнике…
Горе заполонило его так, что, казалось, и в самом его существе наметились трещины.
Интересно, а нынешние часовые бомбы тикают? Сложно сказать. Наверное, те, что еще из старых запасов, да. Он, например, для того, чтобы не опоздать на сегодняшний рейс, завел механический будильник (не дай бог электричество возьмет и откажет – вот и летай потом на самолетах, назначай ответственные встречи)…
А ведь совсем недавно простенький тикающий хронометр со скважинкой в корпусе был мерилом надежности.
Он осторожно вернулся к чемодану, приник к нему ухом и вслушался, задержав дыхание с тем, чтобы собственные горловые всхлипы-хрипы не застили потаенных звуков. Но ничего он не услышал и почти сразу устыдился. Это банальный перепутанный чемодан – вот и все. Надо позвонить на ресепшен, чтобы устранили ошибку.
Он зашел в ванную, щелкнул выключателем и замер, не донеся руку до телефона. Рядом со впадиной раковины стоял аккуратный рядок косметики и туалетных принадлежностей – вместе с массажной щеткой и компактной косметичкой. Здесь имелись лосьоны, разные сорта помады и флакон кондиционера с маслом жожоба. В массажной щетке виднелись завитки светлых волос. Это что получается – его определили в занятый номер, ставший временным жилищем какой-то женщины? Его охватило гневливое смущение – за себя и за нее. Вот она возвращается к себе в двухкомнатный, между прочим, номер и обнаруживает господина преклонных лет, дремлющего в кресле. Как быть? Она наверняка завопит? Пожалуй, да. А уж шок от вида истошно орущей незнакомки, конечно, спровадил бы его на тот свет (на секунду его охватило облегчение, что подобной трагикомедии пока удалось избежать).
Он сочинял в уме тираду, когда дверь неожиданно открылась и в номер вошла женщина. На ней были красная шляпка и кремовое пальто свободного покроя. Верхнюю одежду и шляпу она непринужденно скинула на кровать, предварительно поставив на нее два магазинных пакета с эмблемами модных магазинов. К нему она стояла спиной, и он увидел лишь ее светлые волосы, стянутые заколкой-клипсой.
Она была одета в лимонный свитер с белой юбкой до колен, обута в мягкие сандалии.
Спустя секунду она обернулась и уставилась на непрошеного гостя. Он оцепенел. Губы сложились в слово, и он произнес ее имя, но она его не услышала.
Нет, изумленно подумал он, такого не может быть.
Это была она и вместе с тем – нет.
Он видел лицо женщины – но не той, что умерла год назад и черты которой были отягощены старостью и разрушены недугом (от болезни волосы ее истончились и побелели как снег, а тело усохло и стало похожим на птичье, особенно в самые последние месяцы). Нет, он смотрел на лицо той, другой, что жила под этим именем в прошлом. Это была его жена, пребывающая в цветущей поре молодости – еще до того, как родились их дети. Она, его любимая и единственная, но только от силы лет тридцати – и не более.
Он был поистине ошеломлен ее красотой. Он любил ее всегда, всегда считал красивой, даже в страшные предсмертные часы, но фотографии и воспоминания не шли ни в какое сравнение с девушкой, которая впервые очаровала его и которой он отдал свое сердце и душу. Ни к кому из женщин он никогда не испытывал такой страсти – ни до, ни после.
Она сделала шаг в его сторону.
Он вновь произнес ее имя, но опять без ответа. Когда она подошла к ванной, он посторонился и, сделав пируэт, разминулся с ней, пропустив ее внутрь, а сам оставшись снаружи. В следующую секунду дверь перед его носом захлопнулась, и он услышал шорох снимаемой одежды. Несмотря на замешательство, он принялся что-то невнятно напевать – так он обычно поступал в минуты смятения или отвлеченности. Пока он спал, мир, похоже, опять трансформировался, и теперь он едва ли сознавал в нем свое место.
Раздался глухой шум унитаза, а затем дверь распахнулась и на пороге появилась она, мурлыча тот же самый мотивчик. Ну и ну.
Она меня не видит, но может ли она меня слышать? – подумал он. Она не откликнулась на звук своего имени, однако стала петь одновременно с ним. Но, вероятно, это совпадение. В конце концов, они оба любили эту песенку, поэтому нет ничего удивительного в том, что, находясь в уютном уединении, она может тихонько ее напевать.
Но он никогда не видел ее в одиночестве. Иногда, разумеется, она ненадолго забывала о его присутствии, и тогда он мог наблюдать, как она раскрепощенно движется, преодолевая будничные ритмы своего дня, но такие моменты быстро заканчивались, а волшебство развеивалось, стоило ей заметить его персону. Да и он сам порой отвлекался и сосредотачивался на всяких псевдоважных делах. Сейчас трудно вспомнить, чем он тогда вообще занимался. Ради нее он бы с легкостью пожертвовал десятком подобных дел – нет, сотней, тысячей! – ради астрономической минуты, проведенной с ней. Так уж, видно, устроен человеческий ум. Он делает нас мудрее, но, увы, лишь задним числом. С настоящим это никак не соотносится.
Однако теперь он созерцал свою жену и видел ее такой, какой она была в прошлом. И, несмотря на то, что ее уже не существовало, она неким непостижимым образом возникла в номере отеля. Он просчитывал различные варианты: скажем, сон при пробуждении или же галлюцинация, навеянная утомленностью от путешествия.
Когда она проходила мимо, он уловил ее запах. Он слышал звук ее голоса.
Ее ноги оставляли на ковре следы, которые исчезали спустя долю секунды – после того, как распрямлялись ворсинки.
Я хочу к тебе прикоснуться, подумал он, хочу ощутить твою кожу на моей.
Она открыла чемодан и начала
