Убаюкивающая мелодия помогала мне держаться.
Поначалу ощущения были такими же, как и днем, однако затем почти сразу стали заметны и различия. Я поняла, что Ару беспокоится – еще до того, как малыш поежился и растерянно завыл. Что удивительнее, я почувствовала стон Дариана раньше, чем звук сорвался с его губ. По сравнению с рунами моей собственной метки новые притягивали нечто большее, совершенно незнакомое. И когда моему стону боли вторил Ару, меня осенило.
Это был новый язык, который придумал и применил Мабир. Дополнительный круг рун установил для Ару связь не только с Дарианом, но и со мной.
Вот руны, при виде которых Беллуа сразу поймет, что они чужды учениям Расаала.
Насечки, которые могут обречь Мабира на страшную судьбу, уже нанесены на мою кожу. Я лишь сейчас в полной мере почувствовала терзавший дхаллу страх. Теперь я замешана в заговоре. Мы с Мабиром бросили вызов Расаалу. Наш поступок способен спасти Ару и его связь с Дарианом и в то же время стать приговором всем нам – и отцу, и гнездовью, и Риату.
Голос Мабира вывел меня из оцепенения.
– Готово. Расслабьтесь, юная леди. Присядь пока где-нибудь, а я доделаю последние кольца Ару и Дариана.
Ответить вслух я не смогла – молча кивнула, поднявшись с места. По мне градом катился пот, меня била дрожь. Я отошла подальше и рухнула на стул. Я пыталась понять, что же только что случилось, и не могла. Часть меня как будто была не здесь. Комната перед глазами кружилась. Моя собственная метка такого не вызывала. Когда постукивание инструментов Мабира продолжилось, Ару и Дариан вздохнули с облегчением. Застонав, я хотела было коснуться головы…
Как вдруг кто-то перехватил мою руку, сжав ее, словно в тисках. Я подпрыгнула от неожиданности, развернулась и поняла, что оказалась рядом с постелью Френа. Его кожа в мерцающем свете свечей была мертвенно-бледной. Посеревшие ногти впивались мне в плоть. Но широко распахнутые глаза ярко блестели – и горел в них не жар лихорадки. Они были полны страха, или надежды, или истины. Я замерла.
И зазвучал его голос, слабый, хриплый.
– Дхалла поведал мне о твоем приключении, Майя, и я понял. Ты стала для меня знаком.
Я попыталась вырваться, но его хватка оказалась железной. Человек, столь серьезно раненный, не мог обладать такой силой!
– Знаком того, что Ашу еще не вытеснили…что в мире есть истина. Я буду с гордостью носить свои шрамы, ведь именно с них начался и твой путь.
Ашу?.. Что он такое говорит? Френ явно бредил. Я опять попыталась высвободиться, но Френ внезапно выгнулся, как в судороге. У него закатились глаза, и Френ зашептал в пустоту:
– Один направит, другой последует, – голос дрогнул от боли, из-под сомкнутых ресниц скатилась слезинка. – Один восстанет, другой падет. Гетиг тебе благоволит, но милость его ускользающая. Шрамы не смогут тебя сдержать, если твой свет силен. – Глаза Френа, воспаленные и тревожные, вновь обратились на меня. – Стремись к свету, Майя. Стремись к свету Гетига, к свету Аши.
И Френ рухнул на подушку. Из уголка его губ потекла слюна, а веки наполовину смежились. Хватка ослабла.
Дрожа, я потерла следы, которые остались на запястье от его ногтей, и посмотрела на Джем и Мабира. Если они что-то и расслышали, то виду не подали.
Что это было? Кто или что такое Аша?..
Мабир убрал инструменты в мешочек и обеспокоенно посмотрел на меня. Он что-то сказал, но я ничего не сумела разобрать. Правда, все равно кивнула.
Джем приблизилась и потянула меня за руки, вынуждая встать. Я помотала головой и, наконец, вернулась в полумрак лазарета. Ару беззаботно прыгал у постели Дариана и облизывал его ладонь, свисающую с края.
– Ты посмотри на них, – произнесла Джем. – Нам нельзя их разлучать. Они должны быть вместе.
– Ты права, – Мабир мне подмигнул. – Кроме того, им обоим нужно быть рядом с Майей, чтобы Ару мог черпать силу у новых рун, а Дариан – у Ару. Я объясню Беллуа, что решил закончить их метки без его на то одобрения. Он разозлится, но это мое бремя. Только позвольте мне перевязать и обездвижить ногу Дариана.
Я крепко прижала к себе свою малышку. Мабир приблизился и сердечно обнял нас жилистыми руками.
– Спасибо тебе, маленький катализатор. Гетигова Майя.
Гетигова Майя… Я даже не знала, что сказать, но, когда Мабир попытался отстраниться, схватила его за руку.
– Что такое Аша?
Мабир побледнел.
– Где ты услышала это имя?
– От Френа… он…
Дхалла покосился на Френа, затем посмотрел на меня и побелел, а потом и вовсе задрожал.
– Милостивые Авар… Не сейчас, Майя. Еще не пришел час. Святые Авар, наступили и вправду странные времена. Не называй это имя никому. Никому! Я все объясню, когда появится возможность.
Он отстранился и, прихрамывая, поковылял к постели Дариана.
– Джем! Майя! Заберите своих драконят и позовите Томана. Вам пора возвращаться домой.
28
Следующие два дня Дариан проспал в зимнем стойле. Ару, Кейрр и я были рядом. Отец мягко отчитал нас за авантюру, но как только Беллуа, присутствовавший при выговоре, принялся изрыгать гневный поток фраз о том, какое оскорбление ему этим нанесли, отец хитро улыбнулся и подмигнул мне. Мерихем долго и придирчиво изучал метку Дариана, но работу Мабира не прокомментировал и ни разу не взглянул на мою шею. Делать насечки вокруг раны он уже не пытался, хотя всякий раз приносил с собой инструменты, а мой брат был по-прежнему бледным и недвижимым. Означало ли это, что Беллуа видел улучшения? Или он просто решил держаться в стороне и позволит моему брату умереть?
Я почти все время проводила рядом с Дарианом и отходила лишь для того, чтобы покормить дитей или справить нужду. Еду мне приносила Джем, к нам постоянно заглядывали отец и Томан. Мы часто пытались разбудить Дариана и влить в него хоть немного бульона – отец очень волновался, что после столь долгого голодания Дариан совсем ослаб и не сможет окрепнуть.
Ару, впрочем, чувствовал себя гораздо лучше. Если раньше он был потерянным и несчастным, то теперь мирно лежал между нашими койками и порой затевал игривую борьбу с Кейрр, как и положено всякому дитю. Это меня утешало. В какой-то момент я осознала, что чувствую его точно так же, как и малышку
