Наверно, дело в том, что они научились идти на компромиссы. Папа освоил вегетарианскую кухню и сам добавляет мяса себе в тарелку, а мама никогда не осуждает его за это. Мама воспитала нас с Клавдией так, как ее взрастили в Окленде - по заветам Будды. А папа водит нас в христианский собор на пасхальные и рождественские службы. Мама оборудовала на чердаке зал для йоги, папа может курить сигареты и попивать стаут в своем кабинете - и нигде больше. Они живут вместе потому, что умеют идти на компромисс. И, наверно, потому что, например, любят друг друга.
Мы ужинаем, и я все жду, когда же папа пошутит про запеканку. Но время идет, и никто не произносит ни слова. В конце концов я сама нарушаю молчание:
— У меня шикарные новости!
Родители, оказывается, старательно сверлили взглядами тарелки весь ужин, но я замечаю это только сейчас, когда они оба поднимают глаза.
— Это как-то связано с твоей недавней популярностью? — спрашивает папа.
— Ну, я не то чтобы популярна… — начинаю я. — Кажется, я плохо объяснила.
— Слушай, я очень рад, что ты занимаешься чем-то, что тебе нравится, — продолжает папа, размахивая вилкой с цуккини. — Когда ты занимаешься любимым делом, у тебя просто обязано хорошо получаться!
— Ян, — перебивает мама с мягким укором, — по-моему, это не всегда так.
Папа пожимает плечами, как бы говоря: «Ну, не зна-а-а-аю».
— Так вот, — продолжаю я, — наши видео выдвинули на премию. Это что-то вроде «Оскара» для малобюджетных веб-сериалов.
— Правда?! — вскрикивает папа. Кусочек миндаля вылетает из его рта и летит через весь стол. — Это же здорово!
Уголком глаза я наблюдаю, как Клавдия яростно тыкает вилкой в запеканку. Добавив в голос чуть больше наслаждения, чем нужно, я продолжаю:
— Да, мы все чуть с ума не посходили! Церемония награждения будет на фестивале в августе, и нас всех пригласили поехать.
— Они возместят издержки?
Лучше бы папа не задавал этот вопрос. Теперь разговор будет еще тяжелее, чем я себе представляла.
— Нет, — медленно отвечаю я. — Мы можем бесплатно пройти на фестиваль, но за дорогу и проживание придется платить самим.
Как я и боялась, родители переглядываются.
— Вот как, — произносит папа. Не слишком-то обнадеживающе.
— Я решила - и пожалуйста, пожалуйста, выслушайте меня, ладно? – что заплачу за билеты и за отель из денег, которые откладывала на колледж.
— В смысле, потратишь все, что отложила?
Я, конечно, не ожидала, что родители будут прыгать от радости, но папа как-то слишком уж вредничает.
— Я уже знаю цены билетов, — сообщаю я, — и номеров тоже. Да, это дорого. Но эта поездка столько для меня значит! Это именно то, чем я хочу заниматься всю жизнь. Я уже все продумала, и это не безответственно, как вы, наверно, хотите сказать. Это бесценный опыт и хорошая строчка в резюме. И, в любом случае, кто-нибудь да должен поехать, вдруг мы победим?
— А Джеклин не едет? — вступает мама.
— Нет, ей это не по карману. Но она тоже думает, что я должна поехать.
— Одна, — гнет свое папа. — На самолете. И в отеле тоже будешь жить одна.
— Хватит драматизировать! — возмущаюсь я. — Как будто я маленький ребенок и не знаю, как вести себя с незнакомцами. Все будет в порядке, обещаю. Мне семнадцать. Я умею за себя постоять.
У папы такой вид, будто он сейчас скажет что-нибудь очень взрослое и неодобрительное. Я готовлюсь к атаке. Но, должно быть, мама незаметно подала папе знак, так что он решил промолчать, а вместо него говорит мама:
— Мы видим, что ты все продумала, и знаем, какая ты ответственная и сколько этот проект для тебя значит. И, конечно же, это твои деньги, но, Таша, дорогая…
Только не это. Я не готова к этой фразе, за ней все время следуют всякие гадости. «Таша, дорогая, ты ведь поделишься тортом, правда?» «Таша, дорогая, тебе же не сложно помыть еще и тарелку Клавдии?» «Таша, дорогая, у тебя ведь уже есть туфли такого цвета».
Иногда Дорогой Таше хочется забыть, что надо быть доброй и ответственной.
— Но, Таша, дорогая, — говорит мама, — ты все-таки подумай, какие это большие траты. Да, сумма за обучение в колледже сейчас выглядит как кучка нулей, но ее можно скопить…
— Помню, помню.
— Я только хочу сказать, что ты можешь пожалеть о том, что потратила все деньги за одни выходные. Ты столько их зарабатывала!
— Помню, помню, — раздраженно повторяю я. — В конце концов, работала-то я. И я могу пожалеть, только если откажусь от поездки. Такое, — я уже не в первый раз вспоминаю слова Серены, — бывает только раз в жизни!
Мама кивает, но в ее глазах читается какое-то непонятное сомнение, почти грусть. Так странно: мама обычно такая предсказуемая, но иногда я вообще ее не понимаю. Интересно, у нее со мной так же?
— Нам нужно некоторое время об этом подумать, — говорит папа таким тоном, что становится ясно: тема закрыта.
Потом родители снова как-то подозрительно затихают. Вдруг мама поднимает голову, застав меня врасплох, и улыбается. Я знаю эту улыбку и боюсь ее. С такой улыбкой мама сообщала нам с Клавдией, что умер Ральф, наша собака. И каждый раз, говоря мне, что я не могу ночевать у Харлоу из-за каких-то семейных дел, она улыбалась точно так же.
— Чего? — вскидываюсь я, подобравшись всем телом. — Что происходит?
Родители, кажется… волнуются. Как будто раз в жизни не мы, а они нарушили комендантский час или завалили тест по биологии. Наконец берет слово отец:
— Девочки, нам надо кое-что вам сказать. Будет здорово, если вы выслушаете, не перебивая.
Теперь наша очередь переглядываться.
У меня на лице написано: «Что за черт?», слезящиеся глаза Клавдии отвечают: «Сама без понятия».
— Послушайте, — вступает мама, — эту новость нельзя подать легко, так
