– Позвольте спросить, Семен Борисович, кто эта дама, – поинтересовался Подкопаев.
– Разве я не сказал? Это Светлана Федоровна Вязова, бывшая жена Президента, с которой он развелся против ее воли. Даже заточил в монастырь. Желаю удачи!
Подкопаев и Вероника покинули кабинет. Направились на Страстной бульвар, где находился известный на всю Москву Дом приемов.
Глава седьмая
Их ждали и проводили в дальний флигель, где размещался музей окаменелостей. Тут были огромные спиралеобразные раковины, покрытые черным лаком. Эти древние моллюски, умирая, позаботились о красоте своих гробниц. На кремниевых плитах были отпечатки листьев, цветов, ягод, оставшихся от древних лесов. Целые каменные гербарии. Лежали окаменелые рыбины с открытыми хищными пастями. Изделиями затейливых ювелиров казались хрупкие, из кристаллического гипса, загадочные существа, когда-то плескавшиеся под звездами в теплых молодых океанах. На самом видном месте лежал пласт песчаника, и в него была впрессована огромная стрекоза с загнутым хвостом, выпученными глазами и сетчатыми крыльями.
Все это богатство бегло осмотрел Подкопаев, отыскивая место, где ему предстояло работать.
У окна стояли два узорных кресла. Зеленело в кадке дерево с высоким стволом и шаровидной кроной. Должно быть, дуранда прямостоящая, родом из Мексики. У кадки притулилась скамеечка, на которой разместилась Вероника. Они ждали появления гостьи.
В это же время Президент Константин Ярославович Вязов находился в доме своей возлюбленной олимпийской чемпионки Жанны Майковой. Они лежали в постели, и Жанна, прижав голову к его груди, слушала, как не унимается сердце после недавних объятий. Ее радовало, что она, в своей молодости, силе и красоте, может заставить биться это мужественное гордое сердце.
Окно было открыто. Пахло душистыми табаками. На пруду крякали утки, которые улетали ночью на пруды в соседние усадьбы, а к утру возвращались на родной пруд с белыми лилиями.
– Ты подарила мне флешку, где сняты твои тренировки. Смотрел и не мог оторваться. Какое-то волшебство, когда ты возносишься в небо, будто не имеешь веса. А потом возвращаешься на землю, плавно, как птичье перо.
– Ты уловил этот сладостный момент невесомости. Если ты рассчитала каждый шаг, силу толчка, силу ветра, силу моей любви к тебе, то возникает невесомость. Ты улетаешь на небо. Сейчас с тобой я несколько раз улетала на небо.
– В политике то же самое. Кругом тяжелейшие обстоятельства, умудренные противники, их мощные банки, новейшие системы оружия, их хитрые комбинации. Ситуация проигрышная. Но ты все взвешиваешь, как осторожный охотник. Выжидаешь точный момент, и удар, и победа. А потом журналисты «Си Би Эн» спрашивают: «Мистер Вязов, вам, наверное, сам Бог помогает?»
– Ты самый лучший, самый сильный, самый красивый! Любуюсь тобой на обложках «Тайм» или «Ньюс Вик». Любуюсь, как ты идешь по красной дорожке, взмахивая левой рукой. Любуюсь, как ты в дни праздников поднимаешь бокал шампанского.
– Спасибо. Я так нуждаюсь в тебе. Ты меня всегда вдохновляешь.
– Ты знай, я твой ангел-хранитель, во всех твоих начинаниях.
Он обнял ее, целовал душистые темные волосы, маленькие плотные груди, теплое атласное плечо.
– Я нахожусь на пороге больших начинаний. Я хочу резко двинуть Россию вперед, как двигают огромный тяжелый состав. Уже все готово. Локомотив, вагоны, проложена колея, подобраны вожатые, построены мосты и новые вокзалы. Но опасность в стрелочниках. Не пустят ли состав под откос? Не разберут ли колею? Не засунут ли мину в локомотив?
– Женись на мне. Ведь ты обещал. Мы будем прекрасными мужем и женой. Ты развелся со своей совой, так женись на мне. Ты не можешь появляться на всех международных раутах один, когда другие мировые лидеры приехали со своими женами. Я буду самой красивой из них. Я их сравниваю с собой. Я самая красивая.
– Сейчас не время, дорогая. Надо добиться первых крупных успехов. Тогда сыграем свадьбу. Народ поймет – мы празднуем первые победы.
– Ты много раз обещал, и все откладываешь. Ты не любишь мня?
– Люблю. Как можно тебя не любить?
Подкопаев и Вероника ждали гостью. В зал быстро, нервно вошла женщина лет шестидесяти, полная, рыхлая, с трясущейся грудью. На ее серых одутловатых щеках были вмятины, как на лежалых яблоках. Она была одета небрежно, даже неряшливо. Туфли давно вышли из моды. Горло закрывал выцветший шарф.
– Мое время ограничено, за мной следят. Я сказала, что иду к массажистке, – произнесла она, не здороваясь, и уселась в кресло.
Подкопаев не успел расшаркаться и подать ей руку. Уселся рядом.
– Мы выбрали место встречи, полагая, что всякое прошлое, даже самое мучительное, в конце концов каменеет и уже не причиняет боль, – начал церемонно Подкопаев, но Светлана Федоровна Вязова нервно его перебила:
– Они постоянно следят за мной. Не выпускают из дома. Всюду камеры наблюдения. Запретили подругам меня навещать. Они нацепили на меня устройство, по которому узнают, где я. Может, в этих туфлях! – Она вывернула ногу, показав стоптанный каблук. – Может, в этом шарфе! – Она оттянула шарф, обнажив розоватый зоб на шее. – Он приказал заточить меня в монастырь, и меня держали в келье чуть ли не в кандалах. А монахиня, приставленная ко мне, била меня! – На глазах Светланы Федоровны появились слезы, но это были не слезы страдания, а слезы гнева.
– Что же заставило вас развестись? Вы казались любящими супругами. Вы прекрасно выглядели, когда появлялись на трапе белоснежного самолета. Мы привыкли вас видеть в вашем чудесном васильковом платье. На зеленой лужайке Белого дома, прогуливаясь с первой леди Америки, вы выглядели изумительно! Простите мою нескромность, – произнес Подкопаев.
– Я не хотела давать развод, он взял его силой. Грозил, унижал, ломал мою волю. Эти бесконечные измены, нескончаемые любовницы! Он всегда был неразборчив. Официантки, поварихи, горничные в гостиницах. Когда стал возвышаться, появились актрисы, балерины. А теперь эта олимпийская чемпионка! Только и знает, что прыгать с шестом. Знаю, на какой он шест ее насадил! – Глаза Светланы Федоровны мстительно сверкали. Ненависть вернула щекам румянец. Она помолодела. И было неясно, что является правдой в ее гневных обличениях, а что подсказано ядовитой, жалящей фантазией: – Он слабый мужчина, почти бесполый. Чтобы добиться мужского наслаждения, он мучит женщину, бьет, заставляет выделывать всякие фокусы. Но все равно я любила его!
Подкопаеву почти не приходилось поощрять ее. Она была переполнена страданием, гневом, местью. Дерево, стоящее за ее спиной, распушило крону. Шар зеленых листьев увеличился почти вдвое. Вероника сбросила блузку и погрузила голые руки в глубину листвы, словно нащупывала скрытые точки. Дерево вздрагивало, откликаясь на ее прикосновения. Ее глаза огненно сияли.
– Он страшный человек, – продолжала Светлана Федоровна. – Он не допускал меня к своей работе, но я все равно видела, как он вершит свои кремлевские дела. Когда утонула подводная лодка и моряки умоляли вызволить их наружу, он запретил это делать. Он обещал американскому президенту не раскрывать, что американцы
