Вместо этого в небольшом храме были чёрные каменные полы и жёсткие деревянные скамейки перед обсидиановым алтарём. И у него была ещё одна удивительная особенность, что Клео не смогла сдержать вздох. Напротив входа было три окна от пола до потолка, через которые виднелось Серебряное море, давая возможность видеть закат солнца, небо с живыми цветами — красным, оранжевым, синим…
Ей удалось оторвать взгляд от потрясающего зрелища и осмотреться в комнате. Она увидела только одну фигуру, принца Магнуса, сидевшего возле окон, спиной к ней.
Она медленно прошла по проходу и села на скамье прямо за принцем.
— Это прекрасное зрелище, — спустя мгновение промолвила Клео. — Понимаю, почему ты решил провести день здесь. Так красиво — и, должна сказать, неожиданно для этого места.
Он не ответил, но Клео не унывала. Она быстро наклонилась и вновь откинулась на спинку своей скамьи. Его тёмные волосы отрасли за последние месяцы, и он не укоротил их. Он не пахнул тёплой кожей, как тогда, когда катался верхом. Сегодня она чувствовала лишь сандаловое дерево, как обычно, и цитрусовые. Она уловила лимон?
Лимоны были деликатесом в хладном Лимеросе, очень дорогим.
— Вы положили сахар на свои лимоны? — спросила она. — Никогда не могла есть их просто так. Всегда предпочитала, чтобы мои лимоны выжимали в сладкий напиток.
Магнус опять промолчал, но это было приятнее, чем спорить.
Её взгляд остановился на шраме — зубчатые линии, что простирались от правого уха до уголка рта. Король сделал это, ранил его за попытку украсть кинжал в оранийском дворце.
Ему было семь. Слишком мало для такого наказания.
— Зачем ты здесь? — спросил наконец-то он, и его глубокий голос почти шептал.
Звук сломленного молчания оторвал её от мыслей.
— Поговорить.
— Я спрашиваю, почему ты прервала меня в совершенно неподходящее время.
— Я знаю о традициях дня, но ты проводишь слишком много времени в одиночестве и раздумьях. Так много одиночества плохо для души, — она посмотрела вниз и увидела книгу в кожаном переплёте, что лежала на его коленях. — Ты всё ещ1 исследуешь магию?
— Как прекрасно, что именно сегодня ты столь разговорчива, — он схватился за книгу, чья обложка была с отметиной золотого имени «Лукас» и наброска в виде маленькой страны или острова.
— Лукас. Твоё второе имя, — сказала она.
— Очень хорошо, принцесса, ты заметила, — он провёл кончиками пальцев по буквам. — И вот откуда название. Остров Лукас.
Верно. Она знала остров — в пятидесяти милях езды от юго-запада Ораноса, но не думала об этом. — Я слышала. Хотела посетить несколько лет назад, но мой отец слишком злился на меня за друзей на королевском балу и отказался отпустить меня в наказание, — она нахмурилась. — Там учат рисовать, да?
— И многому другому.
Она видела, что книга не библиотечная, а скорее этюдник, похожий на тот, что использовала её сестра. Эмилия принимала участие в художественных уроках на острове, в то лето она обнаружила, что её навыки стрельбы куда больше таланта рисования деревьев и цветов. Мать Клео тоже училась там давно. Этюдник Элены Беллос был одним из немногих памятных подарков, что у Клео были от матери, что умерла при родах.
— Тебя назвали в честь острова? — спросила Клео.
— Королева хотела использовать имя моего деда, Дадивуса, а она считала, что в один прекрасный день стать великим царём, как он. Но мой отец настоял на Лукасе. Он провёл сезон на острове в молодости, как и я три года назад. Полагаю, тот факт, что он назвал меня в честь этого места, предполагает, что он ценил своё время там. Или, возможно, ненавидел и мечтал о напоминании. Он не потрудился пояснить мне причины.
Клео не смогла сдержать смех.
— Ты говоришь, что ты и король Гай — бывшие ученики изобразительных искусств? Лимерийцы не осуждают легкомысленные занятия?!
— Там в подобном есть что-то почётное — это заставило моего отца подумать, что искусство иногда может быть достойным времяпровождением.
— Прекрасно, как ты говоришь. Позволь увидеть, как хорошо у тебя получалось, — он всё ещё сидел на месте, а руки держали этюдник, так что она наклонилась ближе. — Давай, не стесняйся!
Почувствовав смелость, она протянула руку и взяла книгу, и он не остановил её.
Клео ожидала, что пролистнёт журнал и не найдёт ничего, кроме наполовину заполненных листов скучных эскизов скучного лета Магнуса на Лукасе. Вместо этого она обнаружила, что весь этюдник был полон десятков красивых рисунков, и каждый казался другим и ещё более впечатляющим, чем предыдущий.
— Невероятно, — прошептала она, не в силах отвести взгляд от этого удивительного открытия.
Первая половина этюдника была полна рисунков, что изображали различные отражения острова Лукас — начиная с ландшафтов с мельчайшими подробностями в виде мелких грызунов с пушистыми хвостами, заканчивая портретами молодых людей, как предполагала Клео, одноклассниками Магнуса. Но когда Клео дошла до второй половины, она поняла, как всё переменилось. Только портреты. Только Люция.
Люция смотрит в окно. Люция гуляет в саду. Люция улыбается, вдыхая аромат цветов. Люция смеётся.
Каждое её изображение было идеальным подобием, и ни одной утерянной детали. Только портрет на последней странице не был завершён. Единственное, что сделал Магнус — это дорисовал глаза, что сияли у Люции так ярко, будто собирались пронзить Клео насквозь.
«Он всегда будет моим, — казалось, Люция говорила с нею. — Это то доказательство, что нужно тебе».
Магнус отобрал книгу и посмотрел на последнюю картину со своей приёмной сестрой.
Во рту у Клео пересохло.
— Поэтому ты сюда пришёл, поэтому хочешь побыть один! Не в честь этого дня поклонения, а чтобы смотреть на рисунки. Ты беспокоишься о ней, да?
Магнус не ответил, но его челюсть напряглась. Она пересела ближе к нему и положила свою
