Монолит окружил их потусторонним светом, словно магический костёр. Люция чувствовала тепло магии, чистой и пульсирующей жизни, что исходила от кристалла.
Она посмотрела вниз в ошеломлении, увидев, что её аметистовое кольцо стало светиться таким же светом.
— Это первый вход, — прошептал Каян, прижав руку к поверхности кристалла. — Он может привести к ещё более тайным, более секретным местам, чем Убежище. Они скрыты из-за его власти. Какой опасный секрет мы раскрыли… — он улыбнулся Люции. — А теперь ещё более опасный, потому что его нашли мы. Скажи, что ты можешь сейчас сделать, маленькая волшебница?
Люция осторожно прикоснулась к кристаллу и ахнула.
Это было то же ощущение, что и тогда, когда она забирала магию Миленьи. Тепло, свечение, голод.
Она знала, что могла забрать столько магии из этого кристалла, чтобы за секунду вытащить Тимофея из его безопасного Убежища.
И могла убить его так же быстро.
— Я могу получить его магию, — сказала она. — Выпить Тимофея. Это то, что мы искали.
Губы Каяна растянулись в улыбке, и он рассмеялся.
— Это прекрасно! Ты станешь богиней, моя маленькая волшебница! Ты будешь стоять на моей стороне, и мы сожжём все слабости этого мира!
— Как лесной пожар, — прошептала она, вспомнив урок из своего прошлого. Несмотря на все разрушения, что они причиняли, лесные пожары позволяли начать новую жизнь, заставляя старую отступить.
— Да, как лесной пожар. Когда Убежище пропадёт, мы восстановим этот мир, сделаем его таким, как было в начале.
— В начале? — спросила она.
Он сжал её подбородок.
— В самом начале. Надо терпение, но оно есть. Мы создадим идеальный мир.
Она попыталась сохранить улыбку на лице, но почувствовала, что шатается.
— Я думала, ты хотел лишь убить Тимофея, чтобы он больше не запер тебя.
— Это только первый шаг моего плана революции.
Её дыхание стало сбивчивым.
— Ты говоришь, что уверен, будто мир — это один лес, который надо сжечь, чтобы проросла новая жизнь?
— В точку. Это к лучшему, — улыбка Каяна погасла, и теперь он внимательно смотрел на неё. — Не стоит волноваться, маленькая волшебница. С магией, такой сильной и чистой, как эта, — он посмотрел на монолит, — ты станешь бессмертной, как и те, что считают, будто могут меня контролировать.
— Но не надо, чтобы твои братья и сёстры присутствовали при этом?
— Им лучше там, где они сейчас. Лучше сначала я буду контролировать всё один. Скоро мы воссоединимся, — его широкая улыбка вернулась. — Призывай Тимофея, маленькая волшебница! Я целую вечность ждал этого!
Тимофей знал об этом плане Каяна. Должен. Но он не сказал ей об этом ни слова не. Не то чтобы она поверила ему, если б сказал… Поэтому он промолчал, чтобы она поняла всё сама.
На скале, в ночь смерти Алексиуса, после того, как она убила Миленью, Люция чувствовала боль, предательство, такое сильное, что не хотела ничего, кроме причинить боль другим. Ей не оставалось жить, и она не заботилась о том, кто умрёт с нею.
Люция хотела видеть, как мир горит.
Теперь, из-за Каяна, это случится.
— Нет, — тихо сказала она.
— Прости, что ты сказала?
— Я сказала нет.
— Нет? Что, нет? Тебе плохо? Тебе надо отдохнуть, прежде чем мы начнём?
Она посмотрела в его янтарные глаза.
— Я не помогу тебе, Каян.
Каян нахмурился, морщины прорезали его лоб, глаза осветились жаром.
— Но ты обещала.
— Да, я обещала тебе восстановить свободу, воссоединиться с семьёй, пойти на убийство твоих врагов, чтобы получить то, что ты хочешь. Но… уничтожить всех, — она покачала головой, указывая на горы и бесплотный лес. — Я не буду частью этого.
— У мира есть недостатки, маленькая волшебница. Даже за это короткое время мы видели столько примеров — мужчины и женщины, одержимые своими маленькими жизнями, их жадность, похоть, их тщеславие, слабость, усиливающую предыдущую…
— Смертные слабы, потому они смертны. Но они столь прочны и эластичны во времена кошмаров, что проверяют их веру, когда их родным угрожают. Нет понятия совершенства, Каян.
— Будет, если у меня получится. Я создам в этом мире совершенство!
— Ты не предназначен для его создания. Ты не предназначен для уничтожения. Ты предназначен лишь для поддержания его.
Его выражение из жалобного стало отвратительным.
— Ты смеешь судить меня, ты, смертное дитя, едва вкусившее жизнь?!
Она редко была так уверена. Ещё реже она занимала позицию против кого-то.
Она изменилась.
— Всё кончилось, Каян. Я приняла решение. Я ухожу. Ты можешь не идти за мной, можешь оставаться тут столько, сколько хочешь.
Кивнув, она отвернулась и пошла прочь.
Но лишь спустя краткий миг почувствовала жар за спиной.
— Если ты думаешь, что я позволю тебе так просто уйти, — сказал он, — ты глупее, чем я думал. Ты ещё не понимаешь, кто я, да?
Она медленно повернулась, чтобы посмотреть на него.
Пламя скользнуло по коже, сжигая его одежду, пока он не вспыхнул с головы до пят. Его глаза горели синим в море янтарного пламени.
— Да, я знаю, кто ты, — в горле пересохло. — Ты бог огня.
— Да. Но ты понятия не имеешь, что это значит. Позволь же мне научить тебя!
Прищурив глаза и сфокусировавшись на ней, он начал увеличиваться в размерах. В два, в три, в четыре раза — рос и рос.
Он возвысился над нею, монстр, сотканный из пламени.
Монстр, который сотворил себя.
Родич Огня в истинной форме.
Она задрожала, но боролась и стояла, чтобы не прятаться от существа, что его умудрилась разгневать.
Она была близка к тому, чтобы уничтожить мир. А теперь ей нужно оказаться так далеко от него, чтобы она могла его спасти.
Он опустил к ней своё пылающее лицо, подходя достаточно близко, чтобы опалить её волосы.
— Я вечер. Я огонь. И ты сделаешь то, что
