— Это гнусный план Агеллона, верно? Он явно посвятил тебя в него, — он хмыкнул, но тоже помрачнел. — А что ж ещё он шептал тебе в темноте ночей с той поры, когда вернулся?
— Крайне мало, если ты не в курсе.
Магнус подошёл к ней поближе, она — отступила на короткий шаг назад. Какой глупый, надоедливый танец из их прошлого — но он не остановился, пока Клео не вжалась в угол и бросила на него этот дикий, вызывающий взгляд из прошлого.
— Может быть, тебе хочется оставаться в одной постели с мятежником больше, чем со мной? — он накрутил её золотистый локон на палец. — Хотя… Наверное, ему больше понравится дом из веток и грязи, а ты не слишком такое любишь…
— О! — скривилась Клео. — Это то, о чём ты думаешь долгими одинокими ночами?
— Именно. Потому что если я выброшу из головы Агеллона, то моё желание по отношению к тебе вряд ли остановит здравый смысл: слишком уж мне хочется затащить тебя в свою постель.
Она не смогла выдавить из себя ни единого слова, только шумно выдохнула воздух, прежде чем прильнула к его губам, а он обнял её за талию и притянул к себе. Этот поцелуй был лишён сомнений: пылкий, страстный, жадный от столь долгих пауз.
Руки скользнули вниз по талии, по спине, на бёдра. Он не заставил себя наклониться, чтобы поцеловать её, а, напротив, сжал покрепче и приподнял. Спина Клео вжалась в деревянную стену, волосы волной раскинулись по её плечам.
Она должна его остановить.
Но остановит ли? Нет, она лишь судорожно расстёгивала пуговицы его рубашки, не заставив себя и на мгновение оторваться от его губ.
— Я хочу тебя, — выдохнул он. — Хочу тебя так сильно, что могу умереть от жара своего желания, Клео.
— О, Магнус, — её дыхание казалось сладостью персиков, спелых, будто бы её платье, будто бы её губы и нежные прикосновения. — И я… Я тоже.
Следующий поцелуй вытолкнул из его головы все такие правильные, логичные мысли о проклятии. Нет, осталось только дикое желание, ослепившее его — он хотел касаться её кожи, целовать её пухлые губы и прижимать её к себе, хотел, чтобы она была его, вся без остатка, и не посмела ни на мгновение отступить в сторону. Просто забыть обо всём и овладеть ею.
Только одно заставило его отпрянуть — громкие шаги за спиной.
Нет. Они не одни. И никогда не останутся наедине, пока всё это не закончится.
Он медленно опустил принцессу обратно на землю, отступил от неё, чувствуя, как всё тело напрягается подобно тетиве взведённого лука, и повернулся, чтобы посмотреть на человека, помешавшего им.
Феликс Габрас — пусть всё ещё огромный, с широченными плечами и сильным, могучим телом, — почему-то нынче казался на удивление робким.
— О… Не хотел прервать. Я просто… Проходил мимо, — запнулся он, но так и не отошёл — лишь вскинул подбородок. — Вы меня простите, Ваше Высочество, — он бросил на Магнуса осторожный взгляд. — Но нельзя бы быть поосторожнее с принцессой хотя бы сейчас?
— Это так необходимо? — голос Магнуса звенел от напряжения.
— Да, — кивнул Феликс. — Ник на радостях убедил всех, что принцесса вас ненавидит. Но… Я не слепой, и на приступ ненависти это совершенно не похоже — разве что в проявлении Амары, конечно. И он просто поедет от этой мысли, а в голове Ника и так слишком мало здравого смысла.
Клео отступила от Магнуса, покрасневшая будто бы от чего-то ужасного и отвратительного, и в тот же момент непередаваемо бледная.
— Прошу, Феликс, — в её голосе отчётливо проглядывалось отчаянье. — Обещай, ты никогда не скажешь Нику об этом. Никогда!
— О, — он только коротко поклонился. — Принцесса, не переживайте, я умею молчать.
— Спасибо.
Магнус вынудил себя не скривиться, вот только её слова, преисполненные облегчения, ещё и по отношению к Феликсу, что застал их мгновение назад, вместе, влюблённых… Он понимал: увы, но кого-то она пока что ценила куда больше, чем честность и открытость между ними. И это причиняло ему отчаянную, злую, острую боль. Никогда прежде Магнус так сильно не желал кому-то смерти: не Феликсу, разумеется.
Но Нику Кассиану уж точно.
* * *Раз уж Ашур имел право бродить по свету и искать что-то об Амаре, то и Магнус мог повторить его манёвр. Он вынудил себя миновать знакомую таверну, которая так притягивала, будто магнитом, но не хотелось расстраивать Клео, — и двинулся в сторону рынка. Презрительный взгляд скользил по деревянным киоскам, покрытым ярким брезентом в качестве крыш, он должен был защитить продавцов от жаркого солнца или холодного дождя, столь редкого для Пелсии. Большая половина людей торговала вином, остальные — ювелирными изделиями, фруктами, овощами, какими-то дикими шарфами и платьями, красивыми или отвратительными, заколками, бисером и всякими женскими безделушками. Лабиринт киосков будто бы полыхал приятным запахом фруктов и копчёного мяса, но чуть дальше, ближе к докам, в нос ударял резкий, отвратительный запах пота и отходов. Среди множества покупателей — тут можно было увидеть и каких-то вельмож, и простых горожан, и экипажи кораблей, — было множество крешийских стражников, моментально приковывающих к себе взгляд.
Магнус видел, как кто-то говорил с пелсийским виноторговцем, отпивал из предложенного кубка вино — но руки торговца не дрожали, и в глазах его не пылал страх, а только лёгкое удовольствие и веселье.
Он не мог подавить отчаянное раздражение — сколько пелсийцев мечтало стать частью Крешии! Будто бы это могло их спасти… А может, им было так плохо последние годы, что даже Амара в качестве нового лидера казалась даром небес? Вдруг они настолько сильно сломили свой народ, что даже жуткая императрица принималась как дорогая гостья?
Он всё смотрел, как переговаривались пелсийцы и крешийцы, пока солнце не поднялось слишком высоко, а в плаще с капюшоном не стало невыносимо жарко. И, сбегая от запахов и шума рынка Басилиа, он направился к гостинице.
Магнус уж было двинулся по дороге обратно, но понял — путь ему вновь заступили.
Таран Ранус, разумеется, кто ж ещё!
О, Магнус старался не показывать своё раздражение и страх, вот только неожиданное появление Тарана окончательно выбило его из колеи. Он даже не успел проронить ни слова, потому что Ранус заговорил первым:
— Мне интересно, — голос мужчины звучал глухо, — скольких же ты убил?
— Не самый лучший вопрос для рынка, знаешь.
— Ну, мой брат — это раз, — он даже не смутился. — Кто ещё?
Магнус вынудил себя не содрогнуться и не потянуться к рукояти своего меча, только вперил взгляд в оружие на
