Февральская революция, потом приказ № 1, когда были введены солдатские комитеты, когда честь можно было не отдавать… «Так это ж не большевики всё сделали! – говорят офицеры. – Это же вы! Временное правительство, вы это всё сделали! Армию разрушили вы, до всяких большевиков!»
Г. Саралидзе: На самом деле все видели, что разложение армии происходило как раз после Февраля.
Д. Куликов: Очень интенсивное.
Г. Саралидзе: Интенсивное, да.
А. Гаспарян: Они в четыре месяца уложились.
Д. Куликов: При этом надо было еще так называемое наступление 1917 года организовать.
А. Гаспарян: Ну вот как раз у нас сейчас столетие этого самого наступления.
Д. Куликов: Ну да, офицеры-то всё это видели. Это же люди образованные. Они могли сказать, кто на самом деле Россию развалил.
Г. Саралидзе: Кстати, в литературе это нашло отражение в великих произведениях. Сейчас можно и Шолохова вспомнить, как раз эти события…
Д. Куликов: Есть Толстой с…
Г. Саралидзе: …с «Хождением по мукам». Ну и у Шолохова в «Тихом Доне» тоже и разложение армии, и разложение офицерства, расхождения в понимании того, что происходит, очень хорошо показано.
А. Гаспарян: Точнее, чем Деникин в «Очерках русской смуты», это невозможно описать. Он подробнейшим образом рассказывает о крахе всего, чего только можно, начиная с февраля 1917 года.
Г. Саралидзе: У Шульгина, кстати, тоже есть.
А. Гаспарян: О, Шульгин… понимаешь, мы не хотим, к сожалению, читать Шульгина. Да, у нас вышла наконец-то книга «Украинствующие мы», я думал, что хоть сейчас прочтут и осознают, и опять этого не случилось, поэтому чего тут просить, чтобы читали «1920 год» или «Дни».
НЭП: что делать с экономикой после революции, не знал никто…
Г. Саралидзе: Сегодня поговорим о новой экономической политике, известной как НЭП. Она, конечно же, напрямую связана и с международной, и с внутренней обстановкой того времени в нашей стране. По поводу НЭПа есть очень много мнений. Кто-то считает, что новая экономическая политика вообще имела все шансы направить страну совсем по другому пути, и рассматривали ее как альтернативу тому, что потом произошло. Давайте хотя бы вкратце разберемся, в каких исторических условиях новая экономическая политика была принята.
Д. Куликов: НЭП пришел на смену военному коммунизму. Понимаешь, вопрос об экономическом устройстве при социализме так и остался нерешенным. Если мы говорим о том, что марксизм – это во многом политэкономия капитализма… То есть Маркс описал капитализм как он есть, и мы даже до сих пор, через 150 лет, понимаем, что он социологически описал его с высокой точностью. И дело не в том, что мы для революции пользовались марксизмом. В принципе, надо понимать, что в образовательных программах (социологических, экономических, политологических) западных университетов марксизм является основой. Они нечасто это афишируют, но, в принципе, основные положения-то оттуда. Маркс довольно точно описал, как устроен капитализм. Но никто не смог описать, как устроен социализм, что это такое и как работает его политэкономика. Не случайно Сталин незадолго до смерти попытался написать работу «Экономика социализма». Работа довольно слабая. Но, в принципе, не только у него – вообще ни у кого не получилось написать подобное. Что делать с экономикой после революции, не знал никто. «Земля крестьянам, а фабрики – рабочим!» – это, конечно, прекрасно. Но как-то все должно работать. Какой должен быть оборот? Должны ли быть деньги (уже при социализме)? В принципе, их должно было сразу не стать.
Г. Саралидзе: Да, дискуссии по этому поводу велись очень жаркие.
Д. Куликов: Ну и что со всем этим делать? Проектных идей по этому поводу было немного, а бреда более чем достаточно. Все трогательно должны были работать друг для друга, какие-то элементы бартера… Ну, в общем, никто ничего не понимал. НЭП – это попытка вернуться к чему-то привычному, где есть деньги, которые являются инструментом обмена, где можно что-то делать, получая прибыль… Сразу от этого ведь тоже невозможно было уйти. Появляются нэпманы со своими квазибизнесами. Кроме того, НЭП позволял включить сельскохозяйственную страну, заставить работать сельское хозяйство, чтобы было, грубо говоря, что кушать. Потому что главными выгодоприобретателями НЭПа, конечно же, были сельское хозяйство и продуктовое производство. Ну и свой внутренний рынок насытить смогли. Потом пошли дискуссии – что дальше после НЭПа? Во второй половине 1920-х жарко спорили по этому поводу. Вроде бы все понимают, что надо перейти от НЭПа к индустриализации… Но как?
Г. Саралидзе: Вот по поводу «перейти от НЭПа к индустриализации» и «все понимают». Действительно ли все понимали, Армен, что надо переходить? И вообще, им говорили об этом? НЭП ведь был категорией идеологической в том числе, потому что большевики, да и вообще люди, принимавшие активное участие в революции, в Гражданской войне, задались вопросом: а за что боролись? За что боролись, когда получили вот этих нэпманов?
А. Гаспарян: НЭП был осознанной необходимостью – давай с этого начнем. И дело даже не в том, что в стране было разрушено все, что только можно. Проблемы начались раньше, еще при Временном правительстве. Инфляция-то была просто запредельной. Керенки же печатали рулонами в буквальном смысле. Ты на рынок приходил с рулоном. Деньги ничем не обеспечивались, никакими золотовалютными резервами. И кроме того, их еще и разрешили печатать на местах. Поэтому они отличались – керенки, которые ходили в Петрограде, от керенок, которые были, например, на Украине или в Белоруссии. Потом – Гражданская война. Каждое правительство свои деньги вводило, которые тоже ничем не обеспечивались.
У большевиков идет жаркая полемика – деньги не нужны; пролетарии все сознательные, крестьяне тоже, как-нибудь обойдемся. И пока Ленин не стукнул кулаком по столу, все эти разговоры не прекращались. В Гражданской войне победили – надо каким-то образом страну восстанавливать. А как? Только вводить какие-то… – Дима совершенно правильно говорит – привычные формы. Их ввели. Да, был, конечно, определенного рода протест у старых политкаторжан, потому что они окончательно запутались, за что воевали. Опять те же самые коммерческие рестораны, те же самые буржуи; биржа в Москве работает, что вызывает, естественно, неудовольствие. А дальше надо переходить к следующему этапу – к индустриализации. Каким образом? При НЭПе это невозможно. Значит, НЭП надо сворачивать и придумывать принципиально новую форму. Если посмотреть все многочисленные документы партийных собраний середины 1920-х годов, никто ведь не возражал против того, что НЭП надо свернуть. Это было для всех абсолютно очевидно. Полемика велась по поводу того, каким образом без серьезных потерь и потрясений перейти в следующий этап. Был такой политико-философский спор, если, конечно, по отношению к творческому наследию Бухарина можно так сказать. Но в массе своей ведь (и это тоже непреложный факт) партия, а вслед за ней, соответственно, и народ, поддержали точку зрения
