– Я не хотела тебя расстраивать, – сказала она с неподдельной болью.
Он провел пальцами по мокрым кудрям.
– Ты меня и не расстроила, – солгал он, и двое слуг укутали его плечи халатом.
В нем полыхал гнев, но только на себя: за то, что расслабился, утратил волю. Надо было уйти давным-давно, но ему не хотелось встречаться с тенями, которые приходят во сне. А теперь все тело болело, разум помутился от усталости.
– День был долгий, мне надо отдохнуть.
Лицо Коры стало печальным.
– Рай, – прошептала она. – Я только пошутила. Я бы ни за что не оставила ее себе.
Он опустился на кафельный край бассейна, приподнял ей подбородок и поцеловал в лоб.
– Знаю, – сказал он.
И ушел, оставив ее в банях одну.
Снаружи усталый Вис сидел на стуле, борясь со сном. Увидев Рая, он встал.
– Прости, – сказал ему Рай. – Напрасно ты меня ждал. А может, это я напрасно задержался.
– Ничего страшного, сэр, – сказал тот, запинаясь от усталости, и зашагал следом.
Во дворце давно наступила тишина, лишь перешептывались караульные. Рай поднялся по лестнице, постоял у комнаты Келла, потом вспомнил, что брата там нет. Его собственные покои были пусты, тускло горела лампа, отбрасывая на всё вокруг длинные тени. На буфете поблескивала шеренга бутылочек – снадобья Тирена от плохого сна. Но его еще окутывало расслабляющее тепло бассейна, да и до рассвета осталось всего несколько часов. Поэтому Рай положил фибулу на стол и рухнул в кровать.
Но тут на него накинулся комок белой шерсти.
Оказывается, на подушке устроилась спать кошка Алукарда. Почуяв вторжение, она издала оскорбленный вопль. У Рая уже не было сил прогонять ее, да и блеск фиалковых глаз предостерегал: «Попробуй только». Поэтому он плюхнулся обратно, прикрыл глаза рукой и вдруг с удивлением почувствовал касание мягкой лапки. Кошка потрогала его локоть, потом уютно свернулась под боком. Он осторожно погладил ее и под тихое мурлыканье, под едва ощутимый запах капитана – морской бриз, летнее вино – спокойно уснул.
VIIИ вот наконец настал тот миг, когда кораблик вышел в открытое море.
Когда земля осталась вдали, а мир раскинулся от края до края, и не было в нем ничего, кроме воды, неба и свободы.
Лайла всегда любила эти минуты – когда не знаешь, что тебя ждет впереди. Она стояла на палубе «Призрака», глядела, как уплывает вдаль порт Тейнек, а неведомая ночь раскрывает ей свои объятья.
Наконец она спустилась с юта на палубу. У подножия лестницы ее ждала Джаста.
– Аван! – бросила Лайла.
– Аван! – пророкотала капитанша.
Коридор был узкий, и Лайле пришлось протискиваться. На полпути у нее на горле вдруг сомкнулась рука Джасты. Ноги Лайлы оторвались от земли, и она повисла, прижатая к стене. От неожиданности ей даже в голову не пришло обратиться к магии или достать нож. А когда сумела дотянуться до того, что был пристегнут на боку, Джаста уже разжала пальцы, и Лайла рухнула, подвернув ногу.
– Мать твою! За что?
Джаста как ни в чем не бывало глядела на нее сверху вниз.
– За то, что оскорбила мой корабль.
– Ты что, спятила?
– Это было предупреждение. А в следующий раз вообще за борт выкину, – пожала плечами Джаста.
И протянула Лайле руку. Пожимать ее было страшно, а отказаться еще страшнее. Пока Лайла колебалась, Джаста наклонилась, поставила ее на ноги, сочно хлопнула по спине и ушла, насвистывая.
Лайла долго глядела ей вслед, удивляясь: как же она не заметила грозящего удара? Дрожащими пальцами она сунула кинжал в ножны и пошла искать Келла.
Он занял первую каюту слева.
– Здесь уютно, – сказала она, остановившись в дверях.
Каюта была размером со стенной шкаф и столь же гостеприимная. В ней едва хватало места для одной-единственной койки, и своими размерами она сильно напомнила Лайле самодельный гроб, куда ее уложил сердитый фароанец во время турнира.
Келл сидел на койке и вертел в руках королевскую фибулу. При виде Лайлы он сунул ее в карман.
– Хватит места для меня? – спросила она и тут же почувствовала себя глупо. Кают был всего четыре, и одна из них сейчас использовалась как камера.
– Уместимся, – сказал Келл. – Но если ты предпочитаешь… – И встал, шагнул к двери, словно собрался уйти. Лайла этого не хотела.
– Останься, – сказала она и увидела мимолетную улыбку, трепетную, как уголек на ветру.
– Ладно.
С потолка свисал фонарь. Келл щелкнул пальцами, вызвав слабенький огонек, и потянулся к фитилю. Лайла осторожно шагнула в сторону и осмотрелась.
– Не привык к такой тесноте, да, мас варес?
– Не называй меня так, – попросил он и привлек ее к себе. Она хотела было повторить, просто чтобы подразнить его, но встретилась с ним взглядами и смирилась. Провела пальцами по его плащу.
– Ладно.
Он обнял ее, провел пальцем по щеке, и она поняла, что он смотрит в ее глаз, покрытый сеточкой трещин.
– Ты и вправду никогда не замечал?
Его бледные щеки вспыхнули. Интересно, бывают ли у него летом веснушки, рассеянно подумала она.
– Вряд ли ты поверишь, если я скажу, что не замечал, потому что был ослеплен твоей красотой.
Лайла тихо хихикнула.
– Ножами – может быть. Или быстрыми пальцами. Но уж никак не красотой.
– Тогда твоим умом. Твоей силой.
– Продолжай, – лукаво улыбнулась она.
– Лайла, я был ослеплен всем, что в тебе есть. И до сих пор ослеплен. Ты сводишь с ума, приводишь в ярость, ты… невероятна.
Она думала его подразнить, но не вышло. Он был совершенно серьезен, об этом говорили и плотно сжатые губы, и морщинка между бровей, и пристальный взгляд его синего глаза.
– Я до сих пор не знаю, что о тебе думать. Не знал с самого начала. С первой встречи. И меня это пугает. Я тебя боюсь. – Он взял ее лицо в ладони. – А больше всего я боюсь, что ты опять уйдешь, исчезнешь из моей жизни.
Ее сердце бешено колотилось, отбивая давно знакомый ритм – «беги, беги, беги». Но она устала убегать. Выбрасывать что-то важное, не дожидаясь, пока это у нее отнимут. Так что она просто притянула Келла к себе.
– Когда я уйду в следующий раз, – прошептала она ему в плечо, – пойдем со мной. – Ее взгляд блуждал по его лицу. – Когда все это закончится, когда мы победим Осарона и снова спасем мир, когда все будут праздновать, давай уйдем вместе.
– Лайла, – вздохнул он, и в его голосе было столько печали. И она вдруг поняла, что не хочет слышать его ответ, не хочет думать о том, что их история когда-нибудь закончится, и неизвестно, будет ли счастливым ее конец и удастся ли им обоим остаться живыми и невредимыми. Ей не хотелось думать о мире, который лежит за пределами этого кораблика, этого мгновения, и она поцеловала его со всей своей страстью. Что бы он ни
