От первого Ворталис увернулся, но второе ударило его в живот. Копье вращалось на лету и поэтому врезало по ребрам плашмя, а не пронзило насквозь.
Ворталис со стоном рухнул навзничь.
Холланд стал ждать, встанет ли его противник. Тот встал, тихо охнул и опустился обратно.
– Я слышал, что ты хорош, – сказал Ворталис, потирая ребра. – Но ты, пожалуй, даже лучше, чем о тебе говорят.
Пальцы Холланда коснулись подсыхающей крови. Ворталис взял ледышку, с любопытством повертел в руках, словно видел в ней не оружие, а диковинку.
– Ты, похоже, мог меня убить.
Мог. Запросто. Если бы Холланд не развернул копье, оно пронзило бы плоть и мускулы, ударилось бы о кость. Но у него перед глазами стояли Алокс – каменное тело, разбившееся о пол – и Талья, покорно упавшая на собственный нож.
Ворталис встал на ноги, держась за бок.
– Тогда почему не убил?
– Ты же не пытался убить меня.
– Зато пытались те, кого я посылал. Ты и их пожалел.
Холланд выдержал его взгляд.
– Ты имеешь что-нибудь против убийств? – не отставал Ворталис.
– Мне случалось отнимать жизнь, – ответил Холланд.
– Я спрашиваю не об этом.
Холланд смолк. Сжал кулаки, сосредоточился на ниточке боли, пересекавшей ладонь. И наконец произнес:
– Это слишком легко.
– Убивать? Ну конечно, – согласился Ворталис. – А вот жить с этим гораздо труднее. Но иногда даже интересно. А иногда необходимо.
– У меня не было необходимости убивать твоих людей.
Ворталис приподнял бровь:
– Они могли опять прийти за тобой.
– Ты всегда присылал новых, – возразил Холланд.
– А ты снова и снова оставлял их в живых. – Ворталис потянулся, вздрогнул – дали о себе знать ушибленные ребра. – Я бы предположил, что ты гоняешься за смертью, но, похоже, умирать ты не торопишься. – Он подошел к опушке, повернулся к Холланду спиной и окинул взглядом блеклые просторы города. Закурил еще одну папиросу.
– Знаешь, что я думаю?
– И знать не хочу.
– Я думаю, ты романтик. Из тех глупцов, что ждут будущего короля. Ждут, что вернется магия и мир пробудится. Черта с два, Холланд. Если хочешь перемен, сотвори их сам. – Ворталис презрительно кивнул на реку. – Вылей сюда хоть всю свою кровь, все равно ничего не изменится. – Он протянул руку. – Если хочешь перемен, помоги мне. И мы найдем твоей крови достойное применение.
Холланд поглядел на его руку, усеянную рунами.
– И как же ты ее применишь?
Ворталис улыбнулся:
– Ты поможешь мне убить короля.
Глава 8
Неизведанные воды
IКофе был отвратительный, но чашка хотя бы согревала Алукарду руки.
Он так и не смог уснуть. На чужом корабле, да еще и рядом с магом-предателем, нервы натянулись, как струна. Всякий раз, закрывая глаза, он видел, как горит Аниса, как рассыпается в пепел Джиннар, видел, как сам протягивает им руку, как будто в его силах было спасти их – сестру, друга. Аниса всегда была такая светлая, Джиннар был такой сильный. Помогло это им в последний миг? Черта с два.
Они все равно погибли.
Алукард вышел на палубу, отхлебнул еще глоток, забыв, какая гадость это пойло. Выплюнул коричневую жижу за борт, вытер рот.
Джасте было не до него, она привязывала канат к грот-мачте. Гастра и Хейна сидели на ящике в тени паруса, юный стражник скрестил ноги, а девчонка-морячка уселась, как ворона на жердочку, и смотрела на что-то в его ладонях. Это было похоже – кто бы мог подумать – на зеленый росток ацины. Росток медленно распускался прямо на глазах, и Хейна восторженно ойкнула. Гастру окружали тонкие белые нити – так выглядит магия редких счастливцев, способных держать стихии в равновесии. Интересно, почему он ходит в стражниках, а не в жрецах, мимоходом подумал Алукард. А вокруг Хейны вихрились синие спирали – начинающий маг ветра, каким был Джиннар…
– Осторожнее, – произнес чей-то голос. – А то пальцев недосчитаешься. Какой из тебя тогда моряк?
Это была Бард. Она стояла на носу и учила Леноса фокусам с ножами. Моряк изумленно смотрел, как она берет нож за кончик, подкидывает в воздух, а когда ловит за рукоять, клинок уже окутан пламенем. Лайла шутливо поклонилась зрителю, и Ленос ответил испуганной улыбкой.
Ленос. В первую же ночь, когда она появилась на «Шпиле», он пришел к Алукарду и предупредил, что видит в ее появлении дурное предзнаменование. Можно подумать, Алукард сам не видел.
Ленос дал ей прозвище Сарус.
Когда Алукард впервые увидел Дилайлу Бард, она стояла на его корабле со связанными руками, и воздух вокруг нее шипел серебристыми сполохами. До этого он видел такую ауру только у одного мага – у него был черный глаз и презрительный вид, говорившие громче всяких слов. У Лайлы Бард, напротив, было два обычных карих глаза и ни слова в свою защиту. Стоя над простертым на палубе телом матроса из команды Алукарда, она произнесла одну-единственную ломаную фразу:
– Ан то эран гаст.
«Я твой лучший вор».
Алукард стоял там, глядя на ее острую, как кинжал, улыбку, на серебристые линии света, и думал: «Ты самый странный из моих воров, это уж точно». И принял первое плохое решение: взять ее на борт.
Вторым было разрешить ей остаться.
С той минуты плохие решения потекли рекой, как выпивка за игрой в санкт.
В ту первую ночь, у него в каюте, Лайла сидела напротив Алукарда, и он видел, что ее магия скручена корявыми узлами. Могучая сила, ни разу не использованная. И когда она попросила научить ее, он чуть не поперхнулся вином. Учить антари магии?
И Алукард взялся за дело. Он расчесал спутанный клубок, расправил его, как мог, и увидел, как магия потекла по освобожденным каналам, засияла ярче солнца. Он никогда не видел такого яркого свечения.
Иногда, правда, его разум прояснялся.
И тогда он думал, не продать ли ее Маризо на «Ферейс Страс».
Не разделаться ли с ней, пока она не разделалась с ним.
Он хотел бросить ее, предать, измышлял десятки способов сбыть ее с рук. От нее одни беды – это понимала даже команда, хотя они и не могли видеть слова, написанного серебром у нее над головой.
Но при всем этом она ему нравилась.
Алукард взял к себе опасную девчонку и превратил в смертельное оружие, хоть и понимал, что рано или поздно этот клинок повернется против него. И когда она предала его, когда накануне Эссен Таш вывела из строя одного из участников, чтобы занять его место, хотя знала, не могла не знать, чем это обернется для него, для команды, для корабля… Алукард, честно сказать, даже не удивился. Скорее немного обрадовался. Он всегда знал, что антари упрямы,
