— Нет! — заявил джеккан. — Вы не сможете.
Нанон отступил на пару шагов к выходу из пещеры и барьеру джеккана. Провести в руинах больше времени означало приговорить себя к смерти. Сложные и запутанные мысли наполняли его разум. Боль и безумие были всего в шаге от него, когда он ринулся назад, сквозь иллюзии, на мокрую от дождя траву.
Книга вторая
Оборотень
Легенда об Одном Боге
Гигант в серых одеждах сидел в каменных чертогах за пределами мира.
Гигант был благороден, и последователи его носили пурпурные одеяния, они вознеслись над другими людьми, чтобы править ими.
Гигант был жесток и развязывал войны против своих врагов, и последователи его носили красное, были горды и никогда не сомневались, выполняя свой долг.
Гигант проявлял сострадание, и последователи его носили белое, исцеляли страждущих и проповедовали мир.
Гигант стремился к знаниям, и последователи его носили синее и посвящали всю жизнь изучению мира и того, что было вне его.
Гигант стал скромным и подавал нуждающимся, и его последователи носили коричневое, признавая свое несовершенство.
Гигант жаждал богатства и стал алчным — и последователи его носили золотое, прибирая к рукам все, что только можно.
И в самом конце Гигант познал смерть, и его последователи надели черное.
Но сам Гигант оставался серым.
Пролог
Девочка родилась в каресианском городе Тракка. Самые ранние воспоминания, которые у нее сохранились, были о высоких башнях, пыльных улицах и пустынных барханах. Она помнила злобу и ненависть, но не любовь. Если у девочки когда–то и были родители, память о них стерлись. Оставшиеся же в памяти лица принадлежали другим уличным детям и преступникам, хотя и о них воспоминания стали очень далекими. Не было даже имен — она помнила только, что ею пользовались какие–то отвратительные мужчины и что ей завидовали другие девочки.
К четырнадцати годам она стала черствой и бессердечной. Она знала, как держать нож и куда его втыкать. Знала, как и кому лгать. Как воровать и, что еще важнее, — как при этом не попасться. Она видела, как дети умирают на улицах Тракки, привыкла к миру, который принадлежал только богачам. Острый ум помогал ей жить, и она твердо решила выжить. Если Каресия использовала людей до той степени, пока им уже нечего было ей дать, то девочка сама собиралась стать тем, кто использует других, а не жертвой.
Она постаралась не попасть ни в гаремы, ни в бордели, предпочитая одиночество во время жизни на дне общества Тракки. Она жертвовала деньгами и защитой, которые могли бы предоставить преступники, но никогда не жертвовала своей свободой. Если ее использовали, то на ее же условиях. Она добивалась своего где–то взяткой, а где–то — соблазнительной улыбкой. Она отличалась умом и знала, когда стоит драться, когда — сбежать, а когда — манипулировать другими. Она жила на нижнем ярусе заброшенной башни визиря, ела только то, что смогла украсть, и носила одежду тех, кого убила.
Ее звали Анасаара Валез, и ей было уготовано нечто большее, чем улицы Тракки.
На ее восемнадцатый день рождения в город прибыла процессия. Девушка смотрела на нее из своего изолированного укрытия, заложенного камнями, которые легко было сдвинуть. Об этой процессии объявляли уже давно, и гостей сопровождали две сотни Черных воинов. Семьи богатых торговцев и визирей наблюдали за ними с балконов, а каресианцы всех мастей заполонили улицы, чтобы отдать дань уважения матери–настоятельнице Орон Каа, пожилой женщине, высокой и худой, с резкими чертами лица и пронзительным взглядом. За ней шла вереница юных девушек, собранных из всех городов Каресии. Девушек выбирали для того, чтобы из них образовать высшее духовенство Джаа. Их будут испытывать и мучить, пока не останутся только семь из них. Каждая семья Тракки надеялась, что именно их дочь изберут в колдуньи, и многие швыряли монеты и дорогие подарки перед процессией, чтобы заслужить милость настоятельницы.
Монахини медленно обходили город. На каждом перекрестке мать настоятельница останавливалась и глубоко втягивала в себя воздух, будто что–то искала. Каждый раз, когда она проходила мимо лачуги Анасаары, процессия задерживалась на несколько секунд. Стоящие рядом торговцы грубо выпихивали вперед своих дочерей, надеясь, что мать их заметит. После третьего круга по Тракке на лице настоятельницы появилась улыбка — зубастый оскал без тени радости.
— Подойди ко мне, дитя, — сказала она в пространство.
Анасаара почувствовала, что должна подчиниться. Она убрала камни, закрывающие вход в ее убежище, и подошла к процессии. Сотни глаз рассматривали ее, и Черные воины расступились, пропуская ее к пожилой матери–настоятельнице.
— Знаешь ли ты, кто я такая? — спросила та.
Анасаара ничего не ответила.
— Ты можешь говорить?
Девушка снова промолчала.
— А ты упряма, девочка. Но мы в тебе это исправим.
Анасаара огляделась по сторонам. Сердитые торговцы возвращались в свои дома, раздосадованные тем, что выбрали не их дочерей.
Девушка же не удивилась. Она знала, что она избранная, задолго до того, как появилась процессия.
— Ты пойдешь с нами в Орон Каа, — сказала мать. — Теперь твоя жизнь принадлежит мне.
Все изменилось. За девушкой ухаживали и хорошо кормили. Путешествие на юг было долгим, но комфортным, они ехали в носилках, которые несли десятки мускулистых рабов. Избранницам не рассказывали об их новой жизни или о зловещей старухе, сопровождавшей их, но все девочки были счастливы. Все снова изменилось, когда они добрались до Орон Каа.
Каменный монастырь возвышался над Берегом Заката, едва не касаясь облаков. Сияющие пески Дальней Каресии искажали здание, заставляя его расплываться в душном воздухе. Затем начались пытки.
Девушка помнила боль и вопросы. Каждый новый день приносил все новую боль и новые вопросы. Мать–настоятельница не ждала ответов, она просто спрашивала. Девушка сохраняла упрямство, намереваясь в любом случае выжить. Она видела, как с других девушек заживо сдирали кожу и бросали их в Высохшее море на съедение акулам. Она видела, как с нее самой сдирали кожу — и она исцелялась, снова сдирали — и она исцелялась вновь. Снова и снова она проходила через пытки, но оставалась невредимой. Каждая новая пытка несла с собой больше боли и больше вопросов.
— Кто ты?
— Чего ты боишься?
— Что такое боль?
Ее тело ломалось сотни раз, но ни разу не был сломлен разум. Проходило время — и девушка поняла, что она не стареет. Черные воины, охранявшие их, старели и умирали, но девушкам всегда было восемнадцать. Время не имело значения. Все, что чувствовала Анасаара, — боль, до тех пор пока у нее не осталось ничего, кроме боли.
— Кто ты?
— Никто.
— Чего ты боишься?
— Ничего,
