Если верить усталому старенькому отцу Джеллико, то, что совершила Винтер в окружении древних стальных пластин, было грехом куда более страшным, нежели пролитие крови или плотская невоздержанность. За пределами земной жизни ее ждет такое, что она позавидует грешникам, изображенным на фреске. Плети и раскаленная кочерга по сравнению с этим покажутся праздником. По крайней мере так предполагала Винтер. Она вечно клевала носом во время проповедей, да и в любом случае близорукий священник не особо вдавался в подробности. Однако якшанье с демонами и магией, с какой стороны ни посмотри, — ересь, за которую в час Господнего суда воздастся сполна.
«Тем больше причин сделать все, чтобы этот час настал как можно позже». У Винтер пересохло во рту. С того места, где она сидела, видна, была статуя, разнесенная Алхундт. Крупные обломки и каменное крошево разлетелись во все стороны на много шагов, словно статую набили до отказа порохом и подожгли фитиль. Что сталось бы в том же случае с человеком, Винтер не могла вообразить. Или, точней говоря, могла вообразить слишком хорошо.
— Джен!
Это был голос капитана… то есть Маркуса, доносившийся откуда–то слева.
— Джен, я здесь. Я больше не убегаю.
— В самом деле?
Вдалеке из пелены дымных испарений выступила Алхундт. Она избавилась от очков, обожженные волосы прядями выбивались из туго стянутого на затылке узла. На жакете и брюках виднелись прогары, следы копоти, а кое–где и редкие брызги крови. Левую руку она поддерживала правой, словно пытаясь унять боль.
— Я устал, — сказал Маркус. Он стоял между двумя статуями, на значительном расстоянии от той, за которой укрылась Винтер. — Все кончено. Всякий болван мог бы это понять.
— Всякий болван мог бы это понять с самого начала, — отозвалась Алхундт. — Полагаю, тебе понадобилось немного больше времени.
Маркус поднял пустые руки:
— Как скажешь. Я сдаюсь.
Агент Конкордата в упор глянула на него, сузив глаза:
— Мне бы следовало прикончить тебя на месте.
— Я тебе пригожусь. Ты сама это сказала.
— Ты мог бы мне пригодиться. — Алхундт снова двинулась вперед. — Если бы действительно этого хотел. Только я не верю тебе, Маркус. Я тебя знаю. Триста лет назад из тебя бы вышел идеальный странствующий рыцарь. Тот, кто всегда защитит даму, поддержит друга и никогда не предаст своего сюзерена. — Она тяжело вздохнула. — Впрочем, ты умело скрываешь свою суть. Должна признать, что при первой нашей встрече я сочла тебя более практичным человеком.
— Ну так прикончи меня, — бросил он.
— Вот это — настоящий Маркус, — сказала Алхундт. — Тот, кто всегда готов принять пулю за правое дело. — Она остановилась в десяти шагах от Маркуса и прямо перед статуей, за которой пряталась Винтер, и окинула капитана долгим взглядом. — Итак, что же ты задумал на этот раз? Припрятал пистолет в заднице?
Маркуса передернуло:
— Я не знаю, что сказать.
— Что бы это ни было, оно не сработает. Это тебе не карточная партия с другими капитанами. Твой противник — воля Господня.
— Джен… — Маркус замялся.
Алхундт двинулась дальше:
— Не стесняйся, Маркус. Пусти в ход свой гениальный замысел. Может быть, хоть этот раз тебя наконец–то убедит.
Она прошла мимо статуи ящера, буквально в шаге от Винтер. Девушка напряглась.
«Сейчас или никогда», — решила она. .
Когда Алхундт сделала следующий шаг, девушка вскочила и, вытянув перед собой руку, выбежала из–за постамента. Время невыносимо замедлилось, как будто она перебирала ногами в вязкой патоке. Пальцы ее уже почти коснулись спины Алхундт, когда агент Конкордата грациозно, словно в танце, развернулась и вскинула левую руку. Тотчас перед ней выросла стена сверкающих искр, и Винтер вдруг поняла, что ее ноги оторвались от пола. Секунду спустя ее ударило о брюхо каменного ящера, прижало к нему с такой силой, что трудно было даже дышать. Сквозь искристую, исходящую надрывным скрежетом завесу Винтер видела, как Алхундт, не опуская руки, подошла ближе и склонила голову к плечу, словно разглядывала некое занятное насекомое.
— Так это и есть твой план? Отвлечь меня болтовней, чтобы какой–то безмозглый сопляк воткнул мне нож в спину? — Алхундт фыркнула. — Право, Маркус, даже от тебя можно было бы ожидать чего–то более остроумного. — Она пристальнее всмотрелась в Винтер. — Да у него и ножа–то нет! Что ты собирался сделать, мальчик? Задушить меня?
Сквозь пронзительный визг искрящейся стены Винтер различила голос Маркуса:
— Это был отвлекающий маневр.
Мушкетный выстрел с нескольких шагов прозвучал как гром. Сила, придавившая Винтер к камню, разом ослабла, едва Алхундт отвернулась, и Винтер рухнула на когтистые стопы каменного ящера. Теперь агент Конкордата, с нечеловеческим проворством отразив мушкетную пулю, смотрела на Маркуса. Правая рука ее взвилась, готовясь обрушить смертоносную волну, которая разорвет капитана в клочья.
Винтер казалось, что ее грудь сейчас разорвется. Бок, еще помнивший побои Дэвиса, терзала невыносимая боль, как будто в него воткнули нож, и каждый вдох требовал неимоверного напряжения. Винтер пришлось собрать все оставшиеся силы, чтобы вытянуть перед собой руку. Кончики пальцев задели рубашку Алхундт. Рванувшись изо всех сил, Винтер метнулась вперед и припечатала ладонь к спине подручной Орланко.
«Давай! — мысленно обратилась она к наату. — Действуй! Что бы там тебе ни полагалось сделать — вперед!»
Словно незримый поток хлынул наружу из недр ее существа. Винтер чувствовала, как наат заполняет грудь, стекает в протянутую руку и сквозь распластанную ладонь втягивается в спину Алхундт. Одновременно она ощущала силу самой Алхундт, бесконечную вязь шипастых колец, терновой стеной облекавших ее внутреннюю суть. В тот миг, когда наат Винтер преодолел расстояние между двумя человеческими душами, кольца эти неистово полыхнули и непорочно–чистая сила вскипела, беспощадно искрясь, на том уровне существования, который был бесконечно далек от мира плоти и крови.
Алхундт пронзительно закричала. Винтер сделала бы то же самое, но ей не хватало воздуха.
Две сущности столкнулись или, вернее сказать, сошлись, смешавшись, но при этом пребывая
