— Что?! — Жаркая кровь бросилась Маркусу в лицо. — Я вам нужен?! Вы почти до самого конца держали меня в неведении…
— Я рассказывал вам ровно столько, сколько вы способны были принять. — Губы Януса дрогнули в мимолетной усмешке. — Признайтесь, капитан, если бы я в первый же день рассказал вам всю правду, вы решили бы, что я спятил.
— По–моему, вы и сейчас не в своем уме. — Маркус стиснул зубы. — Пока мы гонялись по всей пустыне за этой вашей реликвией, гибли мои люди! Я должен был молча стоять и смотреть, как вы подписываете моему лучшему другу смертный приговор! С какой стати вы решили, что я вообще захочу иметь с вами дело?
— Потому что я думаю, капитан, что вы — патриот, преданный своему отечеству и королю.
Маркус молчал, остолбенело глядя на полковника.
— Нравится вам это или нет, — продолжал Янус, — но вы не можете отрицать того, что мы видели собственными глазами. Окаянные Иноки, элитные слуги понтифика Черных, действуют в сговоре с Конкордатом герцога Орланко. Очевидно, связь Последнего Герцога с Истинной церковью вышла далеко за пределы заурядного политического союза. Если мы ничего не предпримем, Орланко захватит власть и Вордан как на блюдечке преподнесут Элизиуму. — Он кивком указал на Джен. — В руки таких, как она. В кафедральном соборе опять воцарятся Черные священники, ножами и раскаленными кочергами выкорчевывая ересь. Будет новый Великий Раскол.
И опять наступила долгая пауза.
— Даже если бы я… — Маркус запнулся. — Даже если бы я хоть на миг поверил, что это правда, — кто поручится, что вы не окажетесь еще хуже?
Янус вновь усмехнулся:
— Тем больше причин у вас присоединиться ко мне, капитан. Если когда–нибудь вы удостоверитесь, что я больше не предан душой и телом интересам королевства, у вас будет больше возможностей что–то предпринять.
Маркус ничего не сказал. Взгляд его снова переместился к Джен. Янус заметил выражение его лица и нахмурился.
— Вы знаете, кто она. Что она такое.
— Знаю, — сказал Маркус. И добавил, чуть помолчав: — Лекари не могут понять, что с ней.
— Неудивительно. Этот случай, можно сказать, за рамками их компетенции.
— Она придет в себя?
Янус сделал долгий выдох.
— Честно говоря, капитан, — не знаю. С ней произошло что–то необыкновенное. Поразительно уже то, что она вообще осталась жива. При таких обстоятельствах она может очнуться завтра, через месяц или вообще никогда. И даже если очнется… — Он запнулся. — Я даже не представляю, сколько осталось от ее собственной личности.
— Стало быть, не знаете.
— Нет, капитан. К сожалению.
— Перед тем как приехать сюда, вы изучали мое личное дело? — спросил Маркус.
Янус кивнул:
— Разумеется.
— Тогда вам известно, что произошло с моими родными.
Полковник склонил голову.
— Трагическая история.
— Все они погибли. Так мне сказали потом. Понимаете, меня там не было. Когда это случилось, я еще учился в академии. К тому времени, когда я вернулся, их уже похоронили. Все, что я мог, — навестить их могилы на кладбище. Да и в любом случае от них мало что осталось. Дом сгорел дотла.
Янус кивнул.
— Все погибли, — повторил Маркус. — Но Джен… там, в подземном храме, она спросила: «Ты уверен?»
Долгое время оба молчали.
— Капитан, — произнес наконец Янус, — мне бы не хотелось поддерживать в вас ложную надежду. Орланко и его подручные — мастера обмана и лжи. Быть может, в этом намеке не больше правды, чем в ее нежных чувствах к вам.
— Я понимаю. Но…
— Вы хотите знать наверняка.
Маркус промолчал.
— Если правда об этом деле где–то и существует, — сказал Янус, — она погребена в логове Орланко в Паутине.
— Я вытащу ее наружу, — проговорил Маркус. Ярость, прозвеневшая в голосе, стала неожиданностью для него самого. — Голыми руками, если понадобится.
— Пойдемте со мной, — предложил Янус. — Даю слово, я помогу вам, если только это будет в моих силах.
После долгого молчания Маркус кивнул.
ВИНТЕРВинтер осторожно раздвинула полог палатки и зажмурилась от бьющего в глаза утреннего солнца. Жесткая трава под ногами яснее слов говорила о том, что они больше не в Десоле. Впереди возвышался величественный скальный утес, а за ним до самого горизонта протянулось море. Под безоблачным хандарайским небом вода отливала глубокой синевой, и вдалеке виднелись крохотные белые гребни волн. У воздуха был свежий солоноватый привкус — куда более живой, чем в бесплодном, прокаленном солнцем Десоле. Даже вечная жара отступала, смягченная прохладой дующего с моря ветерка.
Винтер проснулась в свежей, безукоризненно чистой постели и осознала, к своему удивлению, что почти не чувствует боли. Одни ее раны были перевязаны, другие стянуты тончайшими шелковыми стежками, которые уже скрывались под слоем здоровой ткани. Потрогав бок, девушка убедилась, что он еще болит, но боль стала заметно слабее. Откинув простыни и оглядев себя, она обнаружила, что скопище ушибов и кровоподтеков обрело причудливый изжел- та–зеленый оттенок.
В изножье койки лежала армейская форма Винтер — выстиранная, аккуратно заштопанная, вся в свежих заплатках, а рядом с ней — новенький, с иголочки мундир, на плечах которого красовались пришитые по всем правилам лейтенантские нашивки.
Перед палаткой был натянут белый холщовый тент, и в тени его стояли деревянный столик и пара кресел, выложенных подушками. В одном из кресел восседал полковник Вальних и читал книгу, уложив вытянутые ноги на мягкую скамеечку. Он оглянулся на шорох палаточного полога, захлопнул книгу и одарил Винтер знакомой беглой улыбкой.
Винтер откозыряла, сдвинув каблуки и не без труда вытянувшись по предписанной уставом стойке «смирно». Полковник сочувственно поморщился и гостеприимным жестом указал на свободное кресло.
— Прошу вас, лейтенант. Присаживайтесь без церемоний.
Винтер осторожно расслабила напряженные мышцы и опустилась в кресло. Серые глаза полковника задумчиво всматривались в нее.
— Я поднялся бы, чтобы приветствовать вас, но… — Он жестом указал на свои ноги, и Винтер только сейчас заметила, что одна из них стянута дощечками шин. — Я с огромным нетерпением ждал, когда вы придете в себя.
— Я…
