Я не услышала, как подкралась Фрида. Лишь когда она сжала сильные пальцы на моих висках, вздрогнула и попыталась отшатнуться. Но не успела…
Внезапно свет за окном пропал. Стало темно и гораздо прохладнее. Я оцепенела от непонятного страха. По затылку и спине словно невесомо сновали холодные пальцы. Спустя миг я открыла рот от удивления, граничащего с ужасом. От невозможности происходящего. Там, где минуту назад мелькал красками прекрасный летний пейзаж, появилась большая, богато обставленная спальня. Комната моей матери, леди Тамиры.
Я боялась входить туда с самой ее смерти, но обстановка помещения врезалась в память, словно я побывала там вчера. На кровати лежала… мама. Живая, хотя на щеках играл болезненный румянец, а губы запеклись и потрескались.
Дверь отворилась. Мама улыбнулась вошедшему мужчине, протянула к нему руки, и тот с радостью подался навстречу. Отец? Таким я его не помнила. Счастливым и, кажется, по-настоящему любящим.
– Ты уже видел его? – спросила мама нежным, ласковым голосом, способным прогнать любой мой кошмар.
– Да, родная.
– Он… здоров? – с душераздирающей мольбой в голосе продолжала допытываться леди Тамира.
– Вполне, – улыбнулся отец.
– Ох, Оурэн, это так чудесно! Наш сын… Пэппет уже знает?
– Нет. Малышка не спала всю ночь – ждала братика и очень просилась к тебе. Сейчас она уснула, родная.
– Хорошо, пусть поспит.
Мама прильнула к отцу и, поморщившись, шепнула:
– Мне немного нездоровится. Но теперь все позади, и вскоре я…
Она снова поморщилась и схватилась за живот.
– Что с тобой? – нахмурившись, спросил отец. – Позвать лекаря? Тамира!
– Оурэн!!! – прокричала она в ответ, в отчаянии хватаясь за его рубашку и заглядывая в глаза. – Оурэн…
Тело мамы выгнулось. Она захрипела, упала на подушки, заметалась, в кровь кусая губы.
– Лекаря!!! – прохрипел отец, подхватывая супругу на руки. – Сюда!!! Немедленно! Лекаря!!!
Мама стонала, плакала и мяла его рубашку. А он рванулся к двери, крепко прижимая ее к себе и повторяя, словно в бреду:
– Лекаря! Сюда… лекаря госпоже! Пожалуйста…
Картинка померкла, чтобы опять смениться мирным летним пейзажем. Я моргнула, склонилась вперед, вытянула руку, провела ею в воздухе и замотала головой.
– Нет! Где они?! – Обернувшись к Фриде, вскочила и, чувствуя, как слезы застилают глаза, взмолилась: – Верни.
Она покачала головой и, тихо вздохнув, сжала мою ледяную ладонь, словно разделяя боль надвое, забирая частицу себе.
– Верни, – повторила я, подбегая к окну. – Еще один раз. Всего один.
Ничего. Опершись на стену, я качнулась и едва устояла на ногах. Фрида протянула руку, словно хотела меня поддержать, но я отшатнулась. Голова шла кругом, сердце колотилось, будто сумасшедшее.
– Что это было? – шепотом спросила у рабыни. – Ты создала эти видения? Эти… иллюзии?
Она покачала головой.
– Но что тогда? Не хочешь же ты сказать, что способна показывать прошлое?
Девушка спокойно кивнула.
– Нет! – Я зло усмехнулась и погрозила ей пальцем. – Нет! Мама умерла во время родов. Не приходя в сознание. А отец ее никогда не любил. И меня не любил. Потому что я – девочка! Потому что, родись у него хоть один сын, – тот стал бы наследником Лавитарии, ведь у дяди есть только дочь. Потому что несколько беременностей заканчивались для мамы болью и потерей детей! Но он снова и снова заставлял ее идти на это… Отец хотел власти, хотел сына, а на нас с мамой ему было плевать!
Фрида внимательно выслушала мою пылкую речь, пожала плечами и, как всегда, промолчала.
– Говори! – гневно закричала я, окончательно теряя контроль. – Требую ответа! Говори со мной! Ты все придумала!
Рабыня вздрогнула, словно от пощечины. Уставившись на меня бездонными черными глазами, она с необъяснимым трепетом коснулась своих губ и тихо, словно сама боялась происходящего, сказала на удивление приятным мелодичным голосом:
– Я не придумала.
Мы обе затихли. Я и вовсе дышать перестала, наблюдая за тем, как шевелятся губы безмолвной доселе девушки. Буквально в эту же минуту ворвался Эд, крикнув свойственное ему: «Тук-тук, девочки! Представляю, как вы соскучились! Тирэн, стереги у двери!».
Переглянувшись с Фридой, я быстро отвернулась к окну, чтобы лицо не выдало моего волнения. Объяснять что-то мужчинам совершенно не хотелось, как и оправдываться за то, что случайно сняла с проклятой кем-то рабыни печать безмолвия. Нет уж, на сегодня нотаций хватило, нужно оставить немного на завтра. Кроме того, нужно было осмыслить увиденное и привести чувства в порядок.
Я слышала, как в комнату входят остальные; как бормочет Тирэн, рассуждая о безрассудстве и абсурдности придуманного плана и даже угрожая карой от шардигара; слышала, как поворачивается ключ в замке, но продолжала стоять ко всем спиной.
– Начнем! – проговорил Хакарк, не обращая внимания на слова паренька и останавливаясь рядом со мной. – Сначала нужно почистить его сознание, а затем воспользуемся твоей способностью накладывать морок.
Раздались шорох и возня, прерываемые негромкими криками услужливого блондина, всего полчаса назад обещавшего мне все мирские удовольствия:
– Я протестовать! Ай… ай! Варвары! Мужланы! Ох, не тронь святое…
И снова возня.
Не сдержав любопытства, я обернулась и увидела, как бессознательного красавца укладывают на диван. Эд был предельно сосредоточен и необыкновенно серьезен. Действовал очень ловко и проявлял силу, о которой раньше я даже не догадывалась. Он шевелил губами, но слов было не разобрать.
– Что происходит? – шагнув вперед, уточнила я.
– Ты плакала? – вопросом на вопрос ответил Хакарк. Его взгляд, дополненный легким прищуром, скользнул по Фриде и вернулся ко мне. – Поругалась с рабыней?
– Как можно поругаться с немой? – закатив глаза, наигранно удивилась я.
– Раньше сказал бы, что никак. Но не теперь, зная тебя, женщина.
Я обиделась. Всерьез.
– Значит, так ты обо мне думаешь? Я склочная?!
Муж снова посмотрел на рабыню, задержав взгляд на ее сцепленных в замок пальцах.
– Если кто-то обижает или угрожает тебе, – наконец, ответил он, обращаясь ко мне, – я должен знать. Ты понимаешь?
– Понимаю. Так вот, уважаемый супруг мой, меня унизили и оскорбили. И это был не кто иной, как ты сам!
– То есть плакала ты из-за нашей размолвки?
Я пожала плечами. Говорить правду не хотелось, но и лгать Хакарку почему-то не получалось.
– Что ж, можешь больше не лить слез понапрасну. Я прощаю тебя, женщина, – сообщил муж, противно ухмыляясь.
Я даже слегка задохнулась от его наглости и собственного возмущения.
– Премного благодарна, супруг мой. – После секундного замешательства нашла в себе силы поклониться гаду, едва не достав макушкой до пола. – Прямо от сердца отлегло!
– Хорошо. Потому что прощаю я редко и только за мелкие проступки, – на полном серьезе сообщил Хакарк, теряя ко мне всякий интерес.
Взглянув на бледную Фриду, я хотела предложить выйти из комнаты, дабы не мешать мужчинам заниматься их важными делами, но голова рабыни опустилась, а волосы упали на лицо, полностью скрывая его от моих глаз. Общаться прилюдно и раскрывать свой маленький секрет она, похоже, не собиралась.
«Не хочет, чтобы кто-то знал, что она может говорить, – подумала я. –
