Юрданар подошел беззвучно, мгновенно извлек жесткую папку, расположил поверх нее листок бумаги и приготовился записывать.
– Первое: дети до пятнадцати лет должны находиться с матерями. Никаких детских загонов. Нарушение – смертная казнь.
Секретарь покорно записал, несмотря на то что мы продолжали идти – меня очень интересовали виднеющиеся впереди здания с внушительными окнами, откуда ветер временами доносил звук, очень похожий на стрекот ткацких станков.
– Второе, – холодно продолжила я, – телесные наказания, приводящие к смерти, – привилегия правителей. Правителей в Эрадарасе двое – я и мой Великий супруг. Всем желающим оспорить указ придется держать ответ передо мной лично.
Секретарь, торопливо кивнув, спешно все записал.
– Третье, – продолжила я, вглядываясь в уже несомненно мастерские, – как супруга и соправительница Великого Араэдена Элларас Ашеро из рода Архаэров я наделяю себя правом единолично даровать свободу достойным.
Юрданар споткнулся, но мужественно все записал. Адрас, продолжая являться моей опорой, лишь молча смотрел со все сильнее разгорающимся интересом во взгляде. Я его понимала – с моим появлением в унылой и бесполезной жизни темного принца появилось настоящее и непредсказуемое приключение.
Перед мастерскими нас уже ждали – мой неизменно потешающийся над ситуацией Тэхарс и трясущийся бледный светлый лорд в темно-синем костюме, еще сильнее подчеркнувшем его бледность.
Что удивило лично меня – эллар был явно пьян. Напуган, причесан, умыт, в идеально отутюженном костюме, но пьян. Пьян настолько, что едва держался на ногах, что, с одной стороны, вызывало закономерное отвращение, но, с другой… Что-то было в его взгляде, что-то особенное, что я привыкла видеть в глазах подчиненных проворовавшихся чиновников, во взглядах бесчестно притесняемых мастеровых, в глазах простого народа в день Народного суда – дрожащую, неокрепшую, призрачную надежду на справедливость. Надежду, давно и мучительно скончавшуюся, но возрождавшуюся, едва в их жизни появлялась я. И, безошибочно разгадав этот проблеск в глазах управляющего, подойдя и не дожидаясь традиционного витиеватого приветствия, я прямо спросила:
– Что вас подкосило, озаренный светом?
Эллар дрогнул, пошатнулся, словно решал, стоит ли поддаться душевному порыву или слишком опасно… но терять ему, похоже, было нечего, и, рухнув на колени, не сдерживая слез и дрожа так, что едва был способен говорить, он начал рассказывать:
– Я получил отчет о подкопе… должен был принять меры… не успел, я… два десятка рабов сбежали, моя вина, я раскаиваюсь, я… Лорд Ларвейн наказал! – и тут он взвыл и, почти воя, произнес: – Моя дочь! Она еще ребенок, всего двадцать пять… лорд Ларвейн приказал отдать ее Грэду, надсмотрщику… он… он…
И мужчина забился в рыданиях, уже даже не пытаясь сдерживаться.
Что ж, я его понимала.
И, взглянув на дракона, уже собиралась отдать приказ, как Адрас тихо произнес:
– Лучше я. Едва ли тысячелетний дракон способен пощадить чувства пострадавшей светлой леди.
– Действуйте, – тихо приказала, с некоторым сожалением отпуская принца. Просто меня шатало, шатало от слабости, а за Адраса можно было держаться. Принц Мрака, подтверждая свое имя, окутался этим самым мраком и взлетел вместе с ошеломленным управляющим. Уже сверху до меня донесся вопрос темного: «Куда? Укажите направление».
И они унеслись. Я же, с интересом осмотрев Тэхарса, протянула:
– Тысячелетний, значит?
– Да, малявка, – насмешливо ответил дракон и, сузив змеиные глаза, пристально вгляделся в меня, чтобы вынести вердикт: – С утра ни росинки во рту.
– Кстати, да, от воды бы я не отказалась, – была вынуждена признать.
– Так я сейчас принесу! – вскинулся кто-то.
И позади раздался удаляющийся топот ног.
Обернувшись, удивленно посмотрела вслед убегающему светлому, затем – на явно растерявшегося Эдогара, который обнаружился рядом.
– Мм-м… наследник лорда Ларвейна, – запоздало представил он.
Мы все втроем задумчиво посмотрели вслед улепетывающему наследнику.
– Ну… исполнительный, – пожалуй, это было единственное, что на данный момент можно было о нем сказать.
– Но тупой, – припечатал Тэхарс.
– К сожалению, полностью согласен с вышеозвученным мнением коллеги, – даже с некоторым сожалением произнес Эдогар.
И, призвав стакан воды прямо из воздуха, галантно протянул его мне.
Пила я с большим удовольствием, но это не помешало мне сделать предположение:
– Возможно, юноша просто не владеет магией?
– Его имя Эарон, – сообщил Эдогар.
То есть магия присутствует, причем далеко не слабая. А вот с умом, похоже, сложности.
Допив воду, я вернула пустой стакан главе своей канцелярии и продиктовала Юрданару:
– Отныне все вопросы наследия аристократов первого ранга передаются в ведение императорской четы.
Удар под дых всей аристократии Эрадараса.
– А ты сурова, пресветлая, – протянул с восхищением Тэхарс.
Я могла бы долго и старательно объяснять дракону, что первые три из продиктованных секретарю указов вызовут гнев и ярость пресветлых, и это непременно приведет к попыткам саботировать новое законодательство, а вот четвертый напугает их до такой степени, что эллары осознают – с новой властью лучше сотрудничать. Но сил на объяснения не было. Забавно, я с легкостью выдержала нападение темных и даже поцелуи с кесарем, но чудовищная жестокость этого мира подкосила и основательно.
– О, бежит обратно. Тупой, но шустрый, – сообщил Тэхарс.
Я вновь обернулась – юный лорд Ларвейн спешно несся в мою сторону, удерживая серебряный поднос, на котором дрожали и подпрыгивали стакан с водой, салфетка, миниатюрная вазочка с цветами, отдаленно напоминающими ландыши, и блюдце со льдом. В этот момент пресветлый наследник, заметив, что я на него смотрю, споткнулся, не удержал равновесие и грохнулся с высоты элларовского роста, уронив все, что пытался донести. Неуклюже поднялся, скорбно глядя на рассыпавшееся, разлившееся и разбившееся.
– Пресветлый, стоит гораздо больше внимания уделять своим магическим возможностям, – наставительно произнес Эдогар.
Ларвейн просиял улыбкой, кивнул и призвал магию. В то же мгновение поднос взвился над землей, стакан собрался из осколков, цветы вернулись в вазочку, которая тоже обрела цельность, лед в блюдечко, вода в стакан… правда с песком, отчего приняла весьма не способствующий к пробуждению жажды вид… Юный лорд взглянул на результат, не удовлетворился им и, отшвырнув поднос в сторону, поджал губы. Не знаю, являлось ли это сигналом или имелся какой-то ментальный приказ, но в ту же секунду появились рабыни.
– Воды пресветлой императрице! – приказал лорд Ларвейн. И почему-то добавил: – Много!
В этот момент позади него сгустился мрак. Выглядело до крайности жутко, и то, как из мрака вышел Адрас, – жутко не менее. Темный, мазнув равнодушным взглядом по застывшему от ужаса Ларвейну, направился ко мне. Проходя мимо лежащих на покрытой песком дорожке цветов, присел, бережно собрал стебельки и, подойдя ко мне, молча передал немного потрепанный букетик. Осторожно забрав у него цветы, я с благодарностью улыбнулась и спросила:
– Что с девушкой?
– Успели вовремя, – с некоторым налетом безразличия и холодности ответил Адрас.
Его лицо при этом оставалось абсолютно бесстрастным.
– О, – я облегченно выдохнула, – значит, он ее не успел тронуть. Это радует.
И, поднеся цветы к лицу, на удивление уже выглядевшие ожившими,
