– Они не придут, если увидят тебя. Ты слишком старая, – любезно пояснила она.
– Ну, спасибо тебе, Хил, – буркнула я, гадая, стоит мне оскорбиться или все-таки нет.
Как-никак мне шестнадцать, и я почти всю свою жизнь провела, стараясь выглядеть старше, чем есть.
У обеих малявок так и свербело, чтобы я поскорее ушла. Я глянула на часы. Было самое начало десятого, и если мне надо, чтобы к приходу Робби они уже отрубились, детей лучше бы как следует умотать. К тому же, Аннализа с родителями живет в очень уединенном доме в Беркли-Хиллз – он стоит в глубине от улицы, со всех сторон сад, так что даже соседних домов за деревьями не видать. Кто их тут услышит?
– Ладно, вопите дальше, – милостиво разрешила я и пошла звонить Робби.
Надо же успокоить парня, что у нас все пока что живы.
Ор прекратился минуты через две после того, как я повесила трубку. Переведя дух, малышня поинтересовалась, почитают ли им на ночь сказку. Аннализа вручила мне любимую книжку с картинками – про крошечную розовую свинку, которая спасла целый цирк. После чтения мы некоторое время обсуждали цирк и свиней.
– Вы вообще в цирке когда-нибудь были? – спросила я.
– Нет, но это неважно, потому что я вижу фей, – ответила Аннализа. – А у Хилари есть мальчики-феи.
Я подумала, что, пожалуй, зря не выглянула в окно, когда заходила к ним в комнату в прошлый раз.
– Мальчики-феи – это как?
– Когда кричала я, приходили девочки-феи. У них были крылышки и такие сверкающие розовые платья. А когда закричала Хилари, у нее получились мальчики-феи, и они были одеты в черную кожу, – на одном дыхании выпалила Аннализа.
Однако. Типичный прикид плохих мальчишек. В жизни не встречала ребенка, который бы так хорошо разбирался в одежде. Сама Аннализа одевалась исключительно в розовое, но наряды меняла раз по восемь на дню и вдобавок внимательно следила, кто сегодня в чем.
– И они пахнут, – добавила Хилари от себя. – Потому что спят под вонючими грибами.
Тут до меня дошло, что в доме и правда чем-то пахнет – вроде как старым камамбером. Впрочем, меня это не слишком расстроило: Аннализина мама, она же моя тетя, Кейт, работает в продуктовом бизнесе – продает ресторанам всякие деликатесные сыры, так что холодильник у нее всегда битком набит этим добром. Видимо, кто-то из его обитателей нашел дорогу наружу.
Я еще раз посмотрела время. До Робби оставалось меньше часа. Пора утрамбовывать их в постельки. Но сначала я организовала коротенькую игру в «Найди сыр»: мы проверили под одеялом, под кроватью, за кушеткой и даже в ящике с игрушками, но никакого сыра, увы, не нашли.
– Это все вонючие мальчишки-феи, – подытожила Аннализа. – Они-то в дом вошли, а девочки-феи нет, потому что девочки-феи стесняются.
– Это правда? – строго спросила я Хилари.
Я всегда на всякий случай подозревала эту девчонку – просто так, безо всяких на то оснований, кроме ее личного обаяния.
– Чистая правда, – ответила она. – И тебе лучше быть осторожной.
– Это еще почему?
Хилари посмотрела на меня так, словно я была круглой дурой.
– Потому что вонючие феи-мальчики – злые, – просто ответила она.
Я думала, это никогда не кончится, но к десяти обе спали без задних ног. Робби явился точно вовремя. Он вообще на удивление пунктуален для человека без часов. На нем была черная кожаная куртка, а на спине висела гитара. От куртки я вздрогнула – после Аннализиной-то истории, – но напомнила себе, что Робби носит ее куда дольше, чем Аннализа видит своих фей.
Мы уселись снаружи, на задней веранде, глядящей на залив Сан-Франциско, и стали пить пиво. Робби наигрывал на гитаре. Мелодия показалась мне знакомой, словно я всю жизнь ее знала, хотя, ясное дело, никогда раньше не слышала. Начиналась она мягко, но живенько и ритмично, будто какая-нибудь баллада многовековой давности, потом набирала темп и становилась напряженной и настойчивой, а заканчивалась тихим рефреном, полным неутоленной тоски.
Последний аккорд растаял в ночном воздухе.
– Класс, – сказала я. – Как она называется?
– Понятия не имею, – пожал плечами Робби. – Я только что ее придумал.
Он положил инструмент и уставился на открывающуюся перед нами панораму.
– А хорошо тут. Люблю, когда из-за темноты не видно зданий и остаются только огни, спускающиеся к воде. Вот только в такое время город и выглядит мирным.
– Гм-м-м, – согласилась я.
Мы только на одну неделю нырнули в сентябрь. Стояла одна из тех ясных осенних ночей, совсем без тумана, и городские огни были словно осыпавшиеся с небес звезды, сверкающие на фоне ласковой ночной черноты.
Воздух еще хранил остатки летнего тепла. На мне был короткий топ. Робби скользнул рукой по моей спине, обнял, привлек поближе, и мы начали целоваться. Он пах тепло, словно его припорошили корицей и цикорием.
Робби погладил голую кожу у меня в районе ребер. Он играет на соло-гитаре – наверное, поэтому руки у него такие чувствительные. Ощутив кончики его пальцев у себя на коже, я подумала, что вот так, небось, и чувствует себя кошка, когда выгибается под гладящей ее рукой. Все во мне так и хотело выгнуться рядом с Робби, чтобы он продолжал меня гладить.
Но тут Аннализа громко заявила:
– Я не могу заснуть, – и нас разбросало в разные стороны.
Моя подопечная стояла на веранде собственной персоной, в белой ночнушке с розовыми звездами и крошечных розовых шелковых туфельках с пушистыми розовыми перышками и блестками на носках.
– Привет, Робби, – сказала она и забралась к нему на коленки.
Неделю назад, когда дяди не было в городе, мы с Робби помогали Кейт затащить комод к Аннализе в комнату. Они с Аннализой отлично поладили: у Робби два младших брата и три сестры, так что к малышне он привык.
– Почему ты не можешь заснуть? – спросил он.
– Потому что плохие мальчики-феи забрались к нам в комнату, и у Хилари от них кошмары. И они развели беспорядок.
– Вот этого мне не впаривай, – ухмыльнулся Робби. – У тебя в комнате всегда беспорядок.
Что есть, то есть: у Аннализы привычка брать вещи отовсюду и раскладывать потом кучами по дому. Моя дядя Эрик говорит, что его дочь – воплощение хаоса, но на самом деле она очень организованная и точно знает, где у нее что лежит.
– Хилари плачет, – сказала Аннализа.
Я вскочила с очередным приступом чувства вины. Пускай Хилари и не моя любимица, но мысль о том, что четырехлетняя девочка сидит сейчас наверху одна и ревет, а я не в курсе, потому что развлекаюсь тут с Робби Ярнеллом, показалась мне невыносимой.
Аннализа гостеприимно отдала Хилари нижнюю полку в двухэтажной кровати. Несчастный ребенок свернулся
