Иди туда — Ирина указала в сторону рубежа. Он понял. Кивнул. На этом их немой диалог завершился. Она оглянулась: не проснулся ли Франк?
Тишина стояла полная, даже утренние птицы почти перестали переговариваться, словно им самим было интересно, чем все это закончится.
Ирина выдвинула ящик стола и вынула что-то завернутое в тряпицу, еще раз прислушалась — Франк все еще спал, но надо было действовать быстро, он мог проснуться в любой момент, и что тогда произойдет — даже страшно представить.
Ричард стоял на краю обрыва и смотрел вниз. Когда Ирина приблизилась на пять шагов, он обернулся, улыбаясь.
— Ты когда-нибудь видел дно? — спросила она.
— Нет, всегда туман. Что ты принесла?
Ирина развернула тряпицу. В руках у нее был нож, которым были вооружены ходоки у нее на родине.
Ричард удивился:
— Зачем он тебе?
И тут же в глазах у него мелькнуло глумливое понимание.
— Ты уже все сделала. Избавила меня от необходимости пачкаться.
— Ты не любишь своего брата?
— И никогда не любил. Вечный мне укор. Из всего этого семейства меня забавляла только бабуля.
Ирина повертела нож в руках.
— Ты соблазнил Мэгги?
Он хмыкнул.
— Скорее это она меня соблазнила, поверь.
— Верю.
— Кроме того, Олаф все узнал совершенно случайно.
— Многие догадывались.
— Бабуля знала, но считала, что раздувать историю не стоит.
— Ей видней?
— Мэгги не захотела отказываться от Олафа. Сама виновата. Так не считаешь?
— Считаю.
— Ты поступила разумнее. Надо сразу обрубать все «хвосты». Тогда что-то можно начать с чистого листа. Вот мы и начнем.
— Да, надо сразу обрубать.
Услышав шаги на веранде, Франк проснулся. Быстро одевшись, выскочил наружу.
Полицейский. Чуть смущенно улыбаясь, он сказал:
— Извините, служба.
— В чем дело?
— Федеральный закон. Вы считаетесь вновь поселившимися. Кстати, где ваша супруга?
— Она… не знаю. Ирина?!
— Я должен удостовериться, что все чисто.
— Пойдемте.
Франк, оглядываясь с недовольным и даже тревожным видом, еще раз позвал жену.
— Вы не тревожьтесь, процедура формальная, откроем кое-какие шкафчики, заглянем в подпол, в овин, в тракторный гараж. Я же понимаю, откуда у вас тут чему взяться, да?
— Ирина!
— Начинаете жить заново, завидую, мистер Франк.
— Чему тут завидовать, вся семья погибла.
— Ну да, ну да, зато… это ведь чрезвычайно редко случается, чтобы так, как у вас, горе, разумеется, но и новые виды. Береги честь смолоду.
Полицейский продолжал тараторить, а Франк оглядываться. Они обошли первый этаж. Инспектор быстро открывал и, не глядя, закрывал разного рода дверцы. Поднялись в спальню.
— Я, знаете ли, чего только ни насмотрелся, вы не глядите, что я еще вполне, что ли, молод, а служба обязала. И всякие призрачные экземпляры, они, знаете, не намного приятнее плотских «хвостов», а иной раз и намного, намного хуже. Всякие неприятные животные — это на самом деле еще не самое страшное. У вас, кстати, что было, если не секрет? Кто-то из ваших ушел с рубежа под влиянием сильных чувств, правильно? Тварь переползла, затаилась…
Франк подбежал к окну, распахнул его и дико крикнул в сторону леса:
— Ирина!!!
За спиной его вскрикнул и полицейский:
— Что это?!!
Франк резко повернулся. За открытой дверцей платяного шкафа их с Ириной спальни стоял желтоватый скелет с черепом, на котором отвисла, и сильно, как будто от удивления, нижняя челюсть.
— Так вы уже?.. — весело рассмеялся полицейский.
Франк схватился за голову и бросился вниз. Он знал, куда бежит, и был уверен, что там, на рубеже, он отыщет…
Она стояла на веранде и что-то прятала в ящик стола.
— Куда ты бежишь?
— У нас там…
— Что?
— Полиция.
— Ну и славно, не надо будет их специально вызывать. Пока я буду готовить завтрак, он успеет составить акт.
— Там скелет в шкафу.
— Этого следовало ожидать.
Ольга Покровская
Выбери утро
Речь героев скорректирована в соответствии с нормами русского языка первой четверти XXI века. Незнакомые сегодняшнему читателю реалии заменены на адекватные по смыслу
1Маша не любила погружаться в настройки резко. Ей нравилось, чтобы реальность проявляла себя неторопливо, как в старинных романах. Вот героиня проснулась, выглядывает в окно: что-то хмуро!.. Неспешно завтракает, одевается по погоде и наконец выходит на улицу — в лицо валит мелкий дождь.
Элементы грядущего дня Маша обдумывала еще накануне, ложась спать, и заранее предвкушала, как завтра ласковый голос в виске разбудит ее и скажет: «Машенька, выбери утро!»
В последние годы кривая Машиных предпочтений склонялась в сторону осени. Маше хотелось тумана, резкой октябрьской свежести, паутины на «праздной борозде» и прочих прелестей забытой русской литературы. В архивах настроек ей удалось разыскать режим «Тургенев» с неплохим выбором ландшафтов, погодных условий и аудиокарт. Правда, после одного из Конгрессов звуки охоты были исключены из меню как возможный призыв к насилию. На них требовалось получать специальное разрешение. Маша с этим не заморачивалась — ее вполне устраивало курлыканье журавлей.
Мировой референдум по закону о Выборе Личной Реальности стал главным событием позапрошлого века. У закона были противники, сумевшие внести в проект множество нелепых поправок. К примеру, несколько десятилетий настройки разрешалось использовать исключительно для нейтрализации неблагоприятных условий жизни, таких как плохая видеоэкология мегаполисов или слишком короткий световой день.
Спустя годы ограничения были сняты, и вот уже два столетия с «хвостиком» люди Земли обладали правом индивидуально настраивать свой мир. Они шли путем ошибок. Многие увлекались бесконтрольной настройкой эмоций — до тех пор, пока не был принят запрет на моделирование чувств. Человек должен оставаться человеком. Радость должна возникать в результате правильного образа жизни, а не искусственного воздействия на мозг. Гнев и ненависть следует изживать естественным путем. Человек — не робот и не зомби! И как раз поэтому он достоин самостоятельно определять, в каких условиях ему жить.
Право выбора личной реальности было признано величайшей ценностью цивилизации и в начальный период вызвало всплеск фанатизма. Доходило до того, что люди отправлялись в отпуск на теплое море лишь затем, чтобы воспользоваться своим правом, включив режим альпийской зимы. Со временем пафос угас. К настройкам привыкли и начали воспринимать их как нечто, что было и будет всегда.
Однако Маша не принадлежала к легкомысленному большинству. Пять лет назад — ей исполнилось тогда четырнадцать — она узнала на собственной шкуре, что значит лишиться настроек. А как весело было жить в неведении, играть с подружками в реальности «аниме» и верить, что мама — добрая фея Весна из режима