— Мир вашему дому…
Темноволосая девушка с поклоном поднесла ему чашу, и Ханнан отступил в тень, наблюдая за гостями.
В противоположном конце зала, на возвышении, где раньше принимал гостей владыка, мелькал Наиб. Такие, как он, никогда не погибают, в самых черных передрягах — всегда уступая эту честь другому. Ханнан знал, что старик выжил, но видеть его теперь было особенно неприятно. Паук приберет к рукам еще больше власти, и гости чувствовали это — суетились вокруг, как мухи над навозной кучей.
Однако главной изюминкой вечера были маги. После событий последних лет было необычно видеть их в центре внимания. Ханнан разглядел в толпе троих, и подле каждого не было недостатка в собеседниках.
— Это временно, — произнес негромкий голос. — Мы герои на день, но через луну все обиды вспомнятся.
Вот и четвертый… Долговязый чародей был одет в черное, в знак служения Первому. Он был совсем молод, и резкие нервные жесты выдавали порывистый характер. Официальная прическа не шла его строгому вытянутому лицу.
— Боги воплотились в вас! — Маг коснулся пальцами лба. — Меня зовут Исиат Рахад, я доверенный слуга Верховного.
— Я заметил, — без особой приязни проговорил Ханнан.
— Вам тоже не по душе это пиршество? Если хотите, можно поговорить наверху.
— Я бы хотел вовсе ни о чем не говорить. Но вы ведь не оставите меня в покое? Идемте.
Сохраняя молчание, они поднялись по узкой лесенке — в комнату, выходившую окнами на город. За минувшие дни здесь успели прибрать, но тяжелый дух смерти никуда не делся.
— Представляю, каково здесь было!
Исиат сразу распахнул ставни, но ночная прохлада приносила мнимое утешение — смерть царила повсюду, и дело было вовсе не в запахах.
— Вы не видели той бойни.
— О, я просто целитель, — застыв у окна, молодой маг передернул плечами. — Я остро чувствую такие вещи.
«И правда, он–то в чем виноват?» Вымещать горе на нем было… глупо и бессмысленно. Ханнан поискал взглядом стул, но нашел лишь шкафы и остался на ногах.
— И вашу неприязнь я тоже чувствую, — продолжил посланец. — И понимаю, уж поверьте. Я сам был горяч и думал: как же Первый далек от подопечных!
Ханнан скривился, но смолчал.
— Ему… очень жаль. Это то, что он велел передать. И еще — он непременно попробует исправить свои ошибки.
— Я рад, что Первый наконец умеет ошибаться. Но вы привели меня сюда не за этим.
Исиат вздохнул. Запустив руку в волосы, он с раздражением стянул скреплявшую их заколку.
— Точно. Хорошо, к делу… Обитель откроется еще до сезона дождей. Сами понимаете, она разместится в храме.
— Что? — Чародей сперва решил, что ослышался. — Царь Царей впал в слабоумие?
— Он по–прежнему не выносит магов, — ухмыльнулся его непочтительности Исиат. Улыбка получилась дерзкой и почти мальчишеской. — Именно поэтому он согласен. Ему хватает одного Круга — его хотя бы можно держать в узде.
— Лучше бы он решил так после восстания.
— После восстаний и, дорвавшись до власти, люди думают о многом… но больше о себе самих. Вы это отлично знаете.
Волей–неволей чародей хмыкнул. Почему он решил, что этот Исиат молод? Худощавая фигура и невысокий рост делали его похожим на юношу, но ведь он едва ли… на пяток лет младше его, Ханнана.
— Вам придется испытать это на себе, — наконец подступил к основному маг. — Мои собратья останутся здесь. Ну а вы… лучезарный уже подписал эдикт. Теперь — глава обители!
— Нет… — только и смог выдохнуть чародей. — Я ведь даже не состою в Круге.
— А теперь вступите. Все эти годы Ханнан скрывался под чужим именем в южных пределах.
— Но я… не могу!
— Почему же? Вы добились огромной победы. Куда больше, чем мы могли мечтать.
— Да идите вы в Бездну со своей победой! Все вы. Больше всего на свете я хочу уехать и никогда не возвращаться.
Это было по–прежнему так, хоть и без Яваны. Особенно без нее. В Сакаре все, совершенно все напоминало о ней… Он вдруг с ужасом осознал, что потерял всех. Все, кого он ценил за долгую, полную метаний жизнь, погибли. Опали… как листья в сезон дождей. Оставив его потрясать костлявыми ветвями над пепелищем погребальных костров. Старый Амир и Арсила, Хенна, приведшая его в Круг, и бывший покровитель, Явана и Такани… Он остался совершенно один, больше, чем когда–либо прежде.
— Дело ведь… дело в этой девочке. Так? — спросил молодой маг.
— Да, в ней! — с горечью выдохнул Ханнан. — Вы… Это ведь вы, вы оставили себе возможность устранять шахва! Против всех правил, против договора. Но вы тряслись: как же так, вдруг кто прознает? Вы ждали. Следили. Чтобы, не дай боги, кто подумал… Я не слепой, я отличу головешки от горсти праха. Я могу отличить одного, кого я мог убить, — от четверых. Вы… — он задохнулся, не в силах найти слова.
— Все было проще, — тихо произнес Исиат. — Проще и куда глупее. Да, Первый оставил лазейку, чтобы убирать тех, кого продал. Но он не выжидал, а просто искал, кого из шахва перекупил Вахур. Эти поиски… отняли слишком много времени.
— Если б хотя бы минутой раньше… Хотя бы парой мгновений!
— Я знаю, — магу хватило такта потупиться. — Я слышал историю. Вернее, добрую дюжину версий.
— Так чего ж вы от меня хотите?
— Чтобы вы не дали еще тысяче девочек умереть так же глупо.
Чародей бросил на него короткий взгляд. В переместившемся пятне лунного света маг вовсе не казался ни молодым, ни холеным агентом Верховного. Напротив Ханнана стоял мужчина средних лет, усталый и почти готовый опустить руки, милостью Царя Царей лишенный семьи, детей и иного дома, кроме холодных каменных башен, со страхом и неверием вглядывавшийся в лицо старости — его старость была дальше, чем у Ханнана, но ненамного.
Чародей провел рукой по лицу, словно снимая наваждение, но оно не ушло: безжалостная луна придала лицу Исиата оттенок кости, выблескивая в каждом седом волосе и высветив морщины. Этого человека не ждало уже ничего — как только он станет слишком стар, чтобы служить Верховному. Сейчас они были равны, но чародей еще мог что–то сделать, чтобы это изменить.
— Пойдемте вниз, — вздохнул Ханнан.
— Вы… вы согласны?
— Нет, — просто ответил чародей. — Но разве
