Однако если сегодня и предстояла порка, то не публичная. Одно лишь это немного радовало.
Входом во дворец служили тройные, сложенные из белого камня ворота. Кто–то из древних властителей посчитал, что мрамор — лучший материал для каллиграфии, так что входящих встречали гимны Священной Троице. Первый внутренний двор — просторная мозаичная площадь — был почти безлюден. И неудивительно: Царь Царей уже две луны как не мог подняться в Башню Справедливости и отказывался передвигаться на носилках, как предшественники. Что ж, каждый имеет право на причуды, а уж Царь Царей — в особенности.
Второй двор был закрыт для всех, кроме высших сановников, но Верховному доводилось бывать и здесь. Меж крыльев дворца разбили парк, с беседками и переплетением тенистых аллей. Здесь можно встретить павлинов и ручных газелей, а выложенные черной галькой дорожки, должно быть, потемнели от того, что видели. Меньше всего магу хотелось встретить кого–нибудь из придворных, Верховный пересек двор еще быстрее, нырнув под ведущую в святая святых арку.
Во все времена последний, третий двор, был собственностью повелителя. Сюда не мог войти никто — только царь, его родня и прошедшие тщательный отбор слуги. Во все времена — но не теперь. Азас отгородился от мира, принимая редких посетителей прямо здесь, в закрытой части дворца. Это были люди, которым он верил, вельможи, плечом к плечу прошедшие с ним с первых дней восстания. Похожее на приказ приглашение открыло Первому самые запретные двери, но оставалось гадать, что бы это значило.
Здесь его ждали. Беловолосый тощий старик несомненно был одним из близких слуг, а за его спиной маячили трое в темных одеждах и шелковых масках, закрывших по пол–лица. Черные Братья? Любопытно, но настораживает…
Старик отвесил низкий, но довольно небрежный поклон.
— Лучезарный просит снять украшения прежде, чем идти дальше. И особо те, что инкрустированы камнями.
Газван криво ухмыльнулся.
— Что, царская казна так оскудела?
— После аудиенции вам все вернут.
Первый–в–Круге одарил слугу взглядом, от которого у молодых дворян стыла в жилах кровь.
— Вы собираетесь меня обыскивать?
Старик не смутился. Спрятав ладони в рукавах одеяния, он бестрепетно ответил на взгляд. На его лице читалось, что он привык иметь дело с вельможами, а их упрямство лишь утомляет его.
— Лучезарный встретится с вами наедине, без охраны. Ваше оружие не сможет отнять никто, но к Царю Царей вы войдете без колдовских талисманов.
Газван хотел его осадить, но лишь вздохнул. Что ж, в этом был резон… Если старик не лжет, Азас и впрямь рискует.
Знать бы еще, зачем…
Поколебавшись, он щелкнул замочками медных браслетов, роняя их прямо в траву. Туда же полетели перстень Верховного и серьга, которую он носил с детства. Поди объясни старому дурню, что из этого резервуар силы, а что — нет.
— Доволен? — мрачно спросил маг, но слуга предпочел не заметить интонации.
— Благодарю вас, — снова поклонился он. — Пойдемте. Лучезарному не терпится вас увидеть.
Газвану хотелось посмотреть, какая она, запретная часть дворца, но ему не дали и этого. Сразу от ворот старик свернул на крытую галерею, а затем вглубь здания, где было полутемно, лишь маленькие курительницы испускали благовонный дым и немного света.
— Черные Братья уже негодны для охраны? Они не считаются? — с издевкой спросил Верховный.
Братья были достаточно вышколены, чтобы не расслышать, слуга же помедлил прежде, чем ответить.
— Охрана будет ждать за дверью, — нехотя признал он. — Владыка особо распорядился на этот счет.
Старик не одобрял беспечность царя, и Верховный мог его понять. Но вдуматься в происходящее не успел: слуга распахнул двойные двери и отступил в сторону.
Резные стволы красного дерева поддерживали потолок. Меж ними колыхались дымчатые и невесомые, как утренний туман, занавеси.
— Мир вам и вашему Царству, лучезарный! — с порога поклонился маг. — Рад видеть вас в добром здравии!
— А… Это главный колдун, что носит мои цвета.
Правитель ждал за ширмой, на балконе, устроившись на россыпи подушек. Человек, перевернувший Царство, тот, что утопил Круг в крови и сделал магов неприкасаемыми, даже не глядел на него. Тонкие старческие руки лежали на коленях, перебирая четки, взгляд — задумчиво устремлен на зелень Района Садов.
— Оставь любезности придворным, — проворчал Азас. — Мы оба знаем, сколько стоят сладкие слова.
— Как прикажете, лучезарный.
— Я приказываю тебе сесть и не стоять над душой. И подай фрукты. Где–то там, в комнате, был поднос…
Было время, когда Газван думал, что убьет узурпатора. Своими руками, без магии, едва представится возможность. Он каждый день засыпал в предвкушении дня грядущего — ведь войско Черного Азаса двигалось к столице. Даже в ту бесовски длинную ночь, когда Круг избрал его Первым, он еще думал, что сделает это. Но не смог. Ненависть истерлась, как старый, побывавший в сотнях рук медяк. В тот день Царь Царей стоял перед ним, живой и властный — и уверенный в своей правоте. Тогда он поклонился узурпатору — первый раз в длинной, бесконечной череде поклонов…
Едва чародей вернулся, Царь Царей впился зубами в сливу, брызжа соком на мраморные перила. Поразмыслив, Верховный устроился напротив и последовал его примеру.
— Я предпочел бы добрый кусок мяса, — наконец сказал Азас, — но послушать лекарей, так я отдам концы, если себя порадую.
Выглядел он и впрямь неважно.
— Им лучше знать, — пожал плечами маг.
— Может, и так. Только проку от их запретов? — Царь Царей скривился. — Ладно… Ты, наверное, хочешь знать, зачем понадобился?
— Я рад, когда маги нужны Царству, — проговорил Верховный.
Азас нахмурился, но сдержал раздражение.
— Через пяток дней начнутся празднества Усира, — напомнил Царь Царей. — Твои колдуны могли бы и внести свою лепту.
— В Круге нет ни золота, ни других богатств, — без выражения произнес Газван. — Я много раз об этом говорил.
Владыка слабо хохотнул.
— Из тебя бы вышел сторожевой пес… Нет, я не об этом, успокойся. Все, что я хочу, — это зрелище.
— Зачем?
— Затем, что так хочу я! — повысил голос Азас. — Ты забываешься, колдун! Пользуешься, что я такой же вояка, и думаешь при мне можно болтать, что вздумается! Это после твоих замыслов… после поездки на восток я превратился в развалину.
Чародей молчал. Он действительно рисковал и, должно быть, продержался эти годы из–за упрямства. Верховный частенько ходил по краю — но, странное дело, не сейчас.
Произошедшие с Царем Царей перемены сбивали с толку. Тот
