Как и в прошлый раз, Газван не ответил. Он просто занял свое место, стараясь не смотреть по сторонам. Склонившись к толстяку, Камран что–то прошептал на ухо советнику, губы Мауза тронула улыбка.
— Боюсь, я единственный, кто может с вами заговорить и не бросить на себя тень…
Жалимар был уже без маски и опустился в соседнее кресло быстро и легко — слишком легко для человека всего чуток моложе Первого–в–Круге.
— Расставили посты? — без особого интереса спросил маг.
— Только проверил. Драться не придется: бой будет, но из тех, что выигрывают золотом и чернилами.
«Он разжигает бой и разбивает ряды врагов. Бушуют все края» — гласила резьба под пальцами чародея. Маг медленно поднял взгляд на гафира.
— Кажется, я не должен знать его исхода. Еще немного — и интрига развалится.
— Никакой интриги, — серьезно ответил пес узурпатора. — Почти никакой. Мы оба знаем, кто получит власть, верно? Неизвестно, как и на каких условиях, но этого не знаю и я. Если я… — он хотел сказать что–то еще, но не успел. — А вот и царь, — вместо этого заключил Жалимар.
О его прибытии оповестил бронзовый гонг, и облаченный в яркие шелка евнух засеменил впереди процессии. В отличие от отца мальчишка передвигался по дворцу на носилках. Здесь были слуги с двенадцатью зонтиками, слуги с двенадцатью бунчуками, Черные Братья и еще боги знают кто… Глазеть было некогда: Газван простерся ниц вместе с остальными. Его черед подняться был последним среди сидящих за столом, но раньше тех, кто стоял вдоль стен.
— Узрите могущество Царя Царей, повелителя над повелителями, упрочившегося в свете…
Мальчик не выглядел ни повелителем, ни упрочившимся. По правде сказать, он напоминал ученика, исполняющего затверженную роль: слишком тонкий, слишком крохотный среди шелков и золота — и слишком напряженный для того, кто готов к своей участи.
— …живущего вечно, владыки Пяти Пределов…
Должно быть, Газвану стоило послушать: не каждый день в Царстве появляется новый правитель, а список титулов подсказал бы, на какие роли претендует двор, но ему никак не удавалось сосредоточиться. Лишь когда стены зала дрогнули от троекратного «Ианад», чародей присоединился к общему хору.
Но вот мастер церемоний стукнул по полу окованным медью посохом.
Это был сигнал, что Совет Достойных можно считать открытым, и Семеди поднялся с места. Несколько долгих вздохов он просто молчал, обводя взглядом зал, пока шарканье, шепотки и шелест одежд не смолкли.
— Я попрошу тишины, достойные, — произнес князь, хотя в Палате и так царила густая, почти невозможная для такого сборища тишина. — Госпожа Неджра… По традиции мы взываем к Великому Судье, чтобы мудрость и справедливость руководили нашими решениями.
Еще один ритуал… Что ж, это был первый Совет Достойных за двадцать лет, многие и вовсе никогда его не видели. Неудивительно, что Семеди хочет исполнить все обряды, чтобы никто не усомнился в законности собрания. Газван исправно повторил молитву вслед за сановниками.
— Быть посему! — наконец возгласил Семеди. Некрасивое его лицо залилось румянцем.
«Титьки Исаты, да он волнуется!» — подумал маг. Впрочем, и это неудивительно: наверное, то был самый важный день в жизни князя.
— Достойные господа! — вернувшись на место, советник быстро взял себя в руки. — Как вы, должно быть, знаете, в последние несколько лун наш возлюбленный государь хворал. Мы старались не говорить об этом прямо, чтобы не вселять страх в сердца подданных… но его здоровье все ухудшалось. Те из вас, кто каждый день бывает во дворце, знают, что в последние недели Царь Царей не покидал покоев. Он получал все известия от нас, его верных слуг, давал нам указания и уповал на выздоровление.
Газван почти верил в скорбь советника. В конце концов тот и впрямь был с узурпатором с первых дней. Что не помешало ему свести старика в костер, едва представилась возможность.
— Увы, этому не суждено было сбыться, — горестно заключил князь. — Я спешу вас заверить, Азас Черный по–прежнему жив. Но он впал в беспамятство. Лучшие лекари столицы признают, что жизнь в нем только теплится.
По залу пронесся приглушенный ропот: каждый спешил поделиться своим мнением, так что Семеди поднял руку, призывая к молчанию.
— Законы Царства недвусмысленно указывают, — возвысил он голос, — что золотую маску может носить лишь тот, кто достаточно здоров для исполнения высокого долга. Мы помним, что цари–колдуны ослепляли противников, чтобы те не могли занять престол…
Снова гул голосов. Конечно, Семеди не обошелся без камня в сторону Круга. Цари–чародеи действительно так делали: как и цари — простые смертные до них, как и все в то время, не менее двух сотен лет назад.
— Но, как бы ни пользовались им колдуны, мы должны признать, что закон разумен, — продолжил князь. — Кто поведет войско в бой, если соседи ополчатся против нас? Кто защитит нас от врагов внутри самого Царства? — Он не прояснил, кто бы это мог быть, но все поняли и так. — Поэтому мы, советники владыки, скрепили сердце и призвали глашатаев, чтобы те объявили на каждой площади: Царь Царей бессилен, но золотая маска отныне принадлежит его сыну, Ианаду ас-Абъязиду.
Первый–в–Круге бросил на мальчика короткий взгляд. Достойным еще предстояло надеть на него маску, и все видели, как он бледен. Эту бледность лишь подчеркивали густые темные волосы и двенадцать одежд из тонкого черного шелка. Заботливый царедворец подложил под новоиспеченного владыку подушек, но юный царь не выглядел ни выше, ни величественнее.
Семеди помолчал, чтобы каждый мог наглядеться на мальчика, и продолжил:
— К несчастью, наш возлюбленный государь суеверен… или осторожен. Другой бы на его месте давно назначил соправителя, но Азас наотрез не желал этого делать. Он слишком хорошо помнил, сколько усобиц породил этот обычай, а именно они и привели к Завоеванию. Согласно древней традиции только Совет Достойных может разрешить эту задачу. Ведь тот же закон велит, что мальчик не может быть царем, как и слепец, и евнух, или владыка, неспособный более нести бремя власти. Совет Достойных должен назначить царю опекуна.
«Но не назначит», — внезапно понял маг. Проклятье, все они, ну разве кроме подельников советника, все считали, что собрались здесь, чтобы признать Семеди опекуном. Но у князя, несомненно, был другой интерес. Похоже, это почувствовал и Жалимар: гафир с тревогой подался вперед.
— К благу это или к худу, но лучезарный избавил нас от тяжелого выбора, — не обманул их ожиданий Семеди. — Когда вести о вчерашних беспорядках достигли владыки, он все решил. Это решение было озвучено в присутствии дюжины свидетелей и
