— Да, пять сотен — это много, — произнес Верховный, вставая. — Но ничего такого, с чем мы не справимся. — Он возвысил голос: — Нас больше сорока, а каждый маг стоит дюжины! Я возьму на себя щит, а вы поднимайтесь на стены. Покажите выродкам, как им усопнуть по–настоящему!
В воцарившейся суматохе рядом оказался Аджит.
— Вы уверены? — кажется, спросил он. В гвалте не сказать наверняка.
— Да, возьми тебя Бездна! Я еще способен на простые чары. Иди с ними и проследи, чтоб не изжарили друг друга.
Аджит исчез, погруженный в возведение защит Верховный не заметил, как он ушел. «Шли Зов, если будет худо», — передал он вслед ученику, но тот не ответил. Слышал ли? Газван пытался разделить внимание между стеной силы, парившим высоко над площадью духом и телесным зрением, которое видело опустевший лагерь и постройки из потемневших досок.
На первый взгляд все шло неплохо. Горсть магов зажгла перед частоколом еще одну стену — из огня. Попробовавшие проскочить ее с воем разбежались. Те, кто был поумнее, пошли в обход, но у их ног расцвели пламенем снаряды силы, и Братья с руганью отступили. В другой части лагеря чародеи выдрали камни брусчатки и начали бросать во врага. Верховный скривился в досаде: он забыл сказать, чтобы маги оставляли как можно меньше следов боя, но теперь уж поздно. Грязные замшелые камни летели в Братьев со всех сторон, ломая кости, калеча, проламывая черепа.
В трех местах враги забрались на частокол, но и на стенах больше посеяли панику, чем нанесли вреда. Один чародей соткал клинок из линий силы и теперь широко размахивал им, а Братья обступили его, пытаясь дотянуться, но их оружие осыпалось ржавой трухой, соприкасаясь с колдовским мечом.
Газван не сразу заметил, как войско узурпатора начало отступать: быть может, маги на стенах слышали команды или сигналы, но колдовское зрение видело лишь упорядоченно отходящие отряды. Те, что таились в тенях, в резерве — скрылись в мешанине улиц. Те, что окружили лагерь, по–прежнему пытались подступиться к стенам, но без прежнего рвения.
В полумраке трудно увидеть, сколько врагов уходит. Три, четыре сотни?.. Так или иначе, большая часть войска: словно часть отрядов просто постояла на площади, чтобы затем уйти. Решили не лезть на рожон без колдуна? Командир быстро оценил потери?
Газван в раздражении сбросил щит. За день через него прошло столько силы, что еще неделю голова будет раскалываться. Но это потом. Сейчас он просто отдыхал, ни о чем не думая, но не прошло и минуты, как перед ним возник недружелюбный маг с тонкими губами: тот, что встречал его вначале.
— Они ушли, мудрый. Мы положили, сколько смогли, но отступило несколько сотен. Это не очередной морок?
Хвала богам, хоть кто–то сохранил трезвый ум среди всеобщего ликования.
— Уже проверил, — глухо выдохнул Верховный. — Если морок, я его не чувствую. Где Наржисс?
— Ранена, — чародей замялся на мгновение. — Она бросилась в свалку, когда псы полезли на стены, и ее зацепили. С ней ваш ученик.
— Собери своих, мы уходим в Круг, — устало произнес Газван. — Я буду наверху, посмотрю, что с ней.
Заостренные на концах колья были опалены колдовским огнем. Аджит стоял на коленях над чародейкой, закрыв глаза. Бирюзовая, цвета Зала Волн накидка колдуньи стала черной от крови. Увидев ее открытые, устремленные в посветлевшее небо глаза, Газван опустился рядом.
— Они отступили. Мы уходим в Круг, — произнес он. По правде сказать, сущую банальность, лишь бы не молчать: безымянный маг громко скликал чародеев у походной кухни.
— Это победа? — На бледных, некрасивых губах Наржисс пузырилась кровь.
— Да. Это победа, — вслух произнес Верховный. Хотя мог добавить, что пара таких побед — и Семеди войдет в обитель, со своими порядками и установлениями.
Аджит бросил на него отчаянный взгляд, но Первому было нечего сказать: ни ему, ни ей. Вся сила мира не поможет человеку с развороченным ударом клинка животом.
— Надо идти, Адж, — напомнил старик, когда она отправилась на Поля Иару. — Позаботься об остальных.
И думая, что они сделали ровно то, чего хотел Семеди, он пошел вниз.
3
— Этого не нужно было делать, — в который раз повторил Кадар.
Вино было мягким, как шелк, и сладким, словно губы возлюбленной, но не приносило удовольствия. С отвращением отодвинув кубок, Газван спросил:
— Что именно?
— Впускать духа во дворец. Да, я знаю, я это говорил, — пегая борода старшего наставника упрямо встопорщилась. — Но я бездну раз рассказывал первогодкам, как опасны духи–хищники. Меня тревожит, что ты, мудрый, об этом позабыл.
Верховный вздохнул.
— Я понимал, кого провожу через купол. И потом, кому он угрожает во дворце? — Чародей прищурился. — Там что, шастают путешественники по Изнанке?
Наставник лишь поджал губы. На несколько ударов сердца в кабинете Первого повисла тишина — высшие чародеи молчали, не зная, что сказать. Даже Путь Благовоний под окнами был необычайно тих.
— Ты рассказал длинную историю, мудрый, — наконец разлепил губы Наджад. Это был не лучший день в его жизни, и костлявые руки мага заметно тряслись, так что смотритель Зала Камня сцепил их на животе. — Нам и правда нужно многое обсудить. Но первое, что просится на язык, — почему мы слышим все это только сейчас?
— Ты много лет говорил, что Первый–в–Круге должен действовать, — Верховный сделал невинное лицо. — «Действовать, а не сидеть и размышлять». Это твои слова, и, видят боги, им всего пара дней!
— Под руководством Совета, — огрызнулся Наджад. — Только сообща и обсуждая каждый шаг!
Лайла, смотритель Зала Волн, фыркнула. Ее круглое старческое лицо превратилось в маску презрения.
— Ты имеешь в виду под твоим руководством? — хмыкнул Кадар. — Ты не Верховный, Наджад. За семнадцать лет можно уже свыкнуться.
— Хватит! — Смотритель Зала Ветров Сафар всегда был немногословен, и Наджад, уже готовый к отповеди, захлопнул рот. — Погибло пять магов, больше дюжины ранено. Неужели вы не оставите дрязги хоть сегодня?
Чародеи вновь умолкли, и Газван обвел собравшихся взглядом. Его зверинец. Его проклятие.
Смотритель Зала Камня с деланным безразличием смахнул невидимую соринку с подола роскошной коввы, его впалые щеки раскраснелись от негодования. Лайла нечасто покидала мягкие подушки в жарко натопленных покоях, но сегодня явилась сама, без приглашения. Маленькая сморщенная старушка, такая коричневая, будто ее коптили над костром, была в Круге еще при наставнике Верховного — и всем видом