– Меня зовут Ольга Андреевна, я психиатр и нарколог. А ваше имя-отчество?
– Клавдия Ивановна, – четко сказала старуха, умудрившись выразить голосом крайнее неодобрение мне, ситуации и всему миру.
Ну и взгляд у нее… Хочется залезть под кушетку. Наверняка бывшая учительница… скорее всего, начальных классов.
– А вы?… – обратилась я к младшей.
– Инна, – прошелестела та.
– А по отчеству?
– Инна Павловна.
– Вы мать Максима?
– Да.
– Меня вызвал Роман Ильич, консультировать Максима.
– Так вы кто, повторите? – прервала меня бабка.
– Я психиатр и нарколог.
– Зачем вы его смотрели? Он не псих, у нас в роду психов не было!
– Лечащий врач назначил мою консультацию. Положение очень тяжелое. Делается все возможное, но он истощен и ослаблен. Он что, сбежал из дома, бродяжничал?
– Его неделями дома не бывает, – все тем же бесцветным голосом сказала мать. – Появится, мы его отмоем, несколько дней отсыпается, отъедается – и опять пропадает.
Значит, все же стимуляторы.
– И давно так?
– С Нового года.
Ну да, средний срок. Сердце и печень свой ресурс выработали.
– Максим что, совсем плох? – отчеканила бабка.
– Состояние у него очень тяжелое.
– Умрет?
– Мама! – слабо возмутилась дочь.
– Да хоть бы помер наконец, никаких сил уже нет.
– Мама!
– Что – «мама»? Ну что – «мама»?! Все же вынес из дома, все!
Из двери высунулась Люба и сделала приглашающий жест.
Роман ссутулился на табуретке, которая непонятно как выдерживала его массивное тело, и крутил в пальцах ручку.
– Все! – сказал он, едва увидев меня, и тут же продолжил, словно я его в чем-то обвиняла: – Ты ЭКГ видела? Там жить не с чем.
– Еще бы. Мать говорит, он девять месяцев на игле.
– Рабочий диагноз – сепсис.
– Скорее всего. Обычно к этому времени уже через одежду колются старым шприцем.
– Ты на вскрытие придешь?
– Если первичных не будет. К Валерке зайду в любом случае.
– Ты скажи родным. У меня запарка, резаный закровил, поехали за донором.
– Хорошо, скажу. Потом, может, на той же машине домой поеду.
Я открыла дверь и попала в эпицентр скандала.
– Услышал бог мои молитвы, сколько раз просила: хоть бы уже похоронить, один раз отплакать и жить спокойно!
– Мама!
– Я сорок пять лет мама! Ты лучше подумай, на что твоего выблядка хоронить? Ни копейки ведь в доме нет – все, все вытаскал, ворюга! Говорила дуре: думай, с кем связываешься, от осинки не родятся апельсинки! Нет, нашла себе урода – ладно, умный оказался: сбежал, не женился!
– Мама, я ведь тоже без отца выросла!
– Твой отец был интеллигентным человеком, играл на трубе! А ты…
– Инна Павловна, – чуть не прокричала я, и они на миг замолкли. – Максим умер.
– И слава тебе господи, – отозвалась бабка.
– Мама, постыдись!
– Мне стыдиться нечего! А ты…
– Мне все равно, кто за что будет стыдиться, – сказала я, чувствуя, как холодеют ладони, – но здесь будет тихо. Два часа ночи, за дверью послеоперационные больные. Этот разговор продолжите дома. Хотите успокаивающее?
– Да подавись ты им!
– Мама! Вы ее извините, видите, в каком она состоянии…
Если бы у Романа, по-прежнему бесшумно возникшего за моей спиной, в руках был огненный меч архангела Михаила, я бы не удивилась.
– Прекратить этот хай! Тихо, я сказал!
– Рома… – вякнула бабка, как-то сразу съежившись.
– Роман Ильич, – ледяным тоном поправил Роман и поглядел ей в переносицу. – Все вопросы можно будет решить утром, – обратился он к Инне, – а сейчас идите домой – с ней.
Та закивала и взяла старуху под руку.
На кого они походили, идущие по длинному больничному коридору в мертвом свете люминесцентных ламп? Пожалуй, на старую изработанную лошадь и маленькую злющую дворняжку – из тех, что без конца лают по всякому поводу, а кусают вообще без повода. Я посмотрела им вслед сквозь пальцы: люди как люди…
Роман тронул меня за плечо:
– Пойдем в отделение, чаю выпьешь. Сейчас должны Ларису привезти, на обратном пути тебя домой подбросят.
– Пошли. Слушай, а что она к тебе так панибратски?
– Я у нее учился в первом классе. Когда узнал, что во втором опять у нее буду, хотел из дома убежать. Ведьма была – не приведи бог. Ну, ты же слышала. Прозвище мне прилепила – Колобок. Я мелкий был и толстенький: бабушка откармливала, все войну забыть не могла. Так до пятого класса в Колобках и проходил, пока на дзюдо не пошел и не показал всем любителям русских народных сказок, где раки зимуют. Тебе сахар или конфеты?
– Сахар. Точно, земля круглая и маленькая. Ты хоть только три года с ней промучился, а дочка всю жизнь.
– Да уж. Город маленький, все всех знают. – Роман размешал сахар в своей чашке. – Они в одном подъезде с моей бабушкой живут, последние пару месяцев у нее деньги держали. Придут, постучат, она им выдаст на покупки, потом сдачу ей принесут. Иначе внучек все вытащит. Бабушке плакались: «гробовые» увел, золото какое-никакое… Да где ж они там едут, мать их за ноги!
Под окном взвизгнули тормоза, хлопнула дверца машины.
Через минуту полная растрепанная Лариса почти вбежала в отделение.
– Здрасьте! Ой, Ольга Андреевна, а машина ушла – гипертонический криз в микрорайоне… Роман Ильич, четыреста будете брать или двести пятьдесят?
– Четыреста, Лариса, четыреста. Я бы и шестьсот взял, чтобы лишний раз тебя не дергать.
– Ой, не знаю, не знаю… Так сильно надо?
Роман уже забыл обо мне, вновь погрузившись в деловую суету. Ничего другого и ожидать не стоило. Я свое дело сделала, а ему дорабатывать тяжелое дежурство, тащить на себе груз ответственности за все, что здесь происходит.
Я набрала номер такси.
– Только через полчаса, девушка, – ответила диспетчер.
Пропадите вы пропадом… Я не огорчилась, что скорая ушла без меня: микрорайон – это в противоположный конец города. Но полчаса ждать такси не в сезон – особенное невезение. Сидеть здесь, волей-неволей мешая по горло занятым людям, и ждать невесть чего я тоже не могла. Возбуждение, позволившее работать в глухую ночь, уже уходило. До дурноты хотелось спать, а приткнуться здесь негде, да и время выиграю. Полчаса или сорок минут быстрым шагом – и я буду дома.
– Роман, я пошла.
– В журнал экстренных записала?
– Да. Давай.
– Давай.
Осенняя приморская ночь была сырой и прохладной. Меня и так познабливало от усталости и недосыпа, и я быстро раскаялась в том, что пошла пешком. Сырость пробирала насквозь даже через застегнутую до подбородка ветровку, и, когда из темноты показался фонарик на крыше легковушки, я не могла поверить в свою удачу. Прикинула, во что обойдется поездка, и призывно подняла руку.
– Угол Красных Партизан и Казачьей.
Шофер молча кивнул, и я с облегчением плюхнулась на сиденье.
– С работы?
– Да. Сколько это будет?
Сумма оказалась разумной, но я сейчас заплатила бы и больше, лишь бы скорее оказаться дома, в тепле.
Видимо, я задремала и проснулась от ощущения, что из рук
