– А то кто ж? Ей барахло не требуется, Она им гребует. Из всего нашего барака одна я подошла… а лучше бы не было этого! Да что теперь говорить.
– А как Она его смотрит? – выговорила я с трудом.
– Скрозь меня, – просто ответила Прохоровна. – Я для Нее как этот… у военных-то в сумке на шее висит…
– Бинокль?
– Ага.
Повисла пауза. Мне потребовалось время, чтобы все это переварить.
– Она и сейчас смотрит?
– Нет. И не суйся, куда не надо. Поняла?
– Поняла. А телефон у вас есть, Анна Прохоровна?
Старуха пошарила в кармане халата и вытащила дешевенький мобильник из тех, что покупают первоклассникам и старикам. Сзади к корпусу была приклеена скотчем бумажная полоска с крупно написанным номером. Я забила его в свой телефон и попрощалась. Старуха молча кивнула в ответ, но окликнула меня, едва я повернулась, чтобы уйти:
– Стой, послушай, что скажу. Ты с этим, с лепилой моим, поменьше языком трынди. Гнилой он мужик. Стукач. Я их после лагеря за версту чую. Поняла?
– Поняла, – ответила я ошеломленно. – Спасибо, что предупредили. Так я позвоню.
– Давай звони, ждать буду.
На подкашивающихся ногах я добрела до ближайшего киоска, купила бутылку воды. Ледяная газировка помогла прийти в себя.
Денек выдался… Психологическая помощь упырям и готам… А кто поможет мне? У кораблика по-прежнему две мачты. Валерка – стукач? Но кому я могу быть интересной? Нищий врач с двумя детьми. Какие такие спецслужбы во мне нуждаются?
Кристина появилась через два дня, в самом конце приема. Узнать ее было легко. Известково-белое лицо с черными губами и толстыми черными стрелками до висков. Черные тени делали лицо похожим на череп. Сухие, сожженные краской волосы падали на лицо черными прядями, похожими на перья дохлой вороны. За толстой штукатуркой макияжа едва просматривалось детское личико с заостренными чертами. Серенькая мышка, отчаянно пытающаяся быть замеченной, беззвучно кричащая миру: «Мне плохо! Мне скучно! Я совсем одна!»
– Мама сказала, что вы можете меня устроить…
Явно привычная, наработанная гримаса: почти прикрытые глаза и задранные брови. Говорит еле слышно, надменно-скучающим тоном, снисходя к собеседнику. Инфантильна, плохо воспитана, избалована. Психологу работать и работать, но это не мои проблемы.
– Здравствуйте.
Брови вздрогнули и опустились на место, глаза открылись. Она увидела меня, а не пустое место и не инструмент для исполнения своих желаний.
– Э-э… здравствуйте.
– Вас зовут…
– Кристина. Мама сказала, что вы можете…
– Могу отвести вас к человеку, который сможет вас научить. Захочет или нет – не знаю. Выбор за ним. Согласны?
– Э… да.
Я достала телефон и набрала номер Прохоровны.
– Добрый день. Вы на месте? Можно подойти с человеком?
– Валяй.
– Сейчас будем. – Я дала отбой. – Пойдемте, Кристина, здесь рядом.
Она ошеломленно пошла к двери. Я рассматривала тощую фигурку, затянутую в черные брюки и корсет, и думала, что такой работник Ей вряд ли понадобится.
В коридоре навстречу попалась бабушка Коли Лазаренко. Она опоздала на прием и теперь остолбенела при виде моей спутницы.
– Я вернусь через пять минут, подождите, пожалуйста.
– Да-да… Я за рецептиком…
По-моему, ей хотелось перекреститься. А Кристина расцвела на глазах. Вот что ей нужно: внимание. Но других средств для его получения она не знает. Или не хочет знать. Гораздо проще наложить черно-белый грим и одеться в броские тряпки, чем тренироваться или учиться изо всех сил.
– Нам сюда.
Прохоровна возникла на пороге морга во всей красе: клеенчатый фартук, перчатки, «Прима» в углу рта.
– Анна Прохоровна, это Кристина.
Черные глаза-бусинки смерили нас немигающим взглядом рептилии.
– Ну ладно, пошли. Как раз работа есть.
Она легонько пихнула Кристину в поясницу, направляя в открытую дверь морга, и оглянулась на меня. Взгляд говорил: «Подожди!», и я осталась ждать.
Ждать пришлось недолго. Минут через десять Кристина вышла, пошатываясь, – и в каком виде! Судя по всему, она недавно пообедала спагетти с томатным соусом, и все это украшало сейчас ее одежду. А еще она была насквозь мокрой, словно попала под ливень. Черно-белые разводы расплывшегося грима добавляли живописности красным потекам рвоты. Судорожно всхлипывая и икая, пытаясь достать из кармана мобильник, она прошла мимо, еле держась на ногах, и поплелась к выходу из больничного двора.
Ну что ж, сеанс шоковой терапии проведен. Эффект можно отследить позже…
– Ты кого мне привела?
Прохоровна стояла на пороге и сверлила меня взглядом.
– Кто нашелся, того и привела, – ответила я с вызовом.
– На хера мне эта сявка?! Говорю: поворачивай жмурика с боку на бок, а я мыть буду. Запарка у меня, трое сегодня, рук не хватает. Только шланг взяла, а она пискнула и с копыт долой! И хоть бы старые были жмурики, из невостребованных, безымянных – так нет же: свежие, хозяйские.
– У нас на первом курсе тоже иногда в обморок падали, даже парни. А потом ничего… – почему-то взялась заступаться за девчонку я.
– Ничего – и есть ничего. Ни богу свечка, ни черту кочерга, и внутри ничего, – выпалила старуха и осеклась.
– Что значит «внутри ничего»?
– Не лезь, куда не надо. Что сказано, то сказано, и точка, – отрубила она.
– Так не подходит?
– Да кому такое нужно? Ни мне, ни Ей. Пустышка, да не простая, а с фанаберией.
– Ну, не обессудьте, Анна Прохоровна.
– Да ладно уж. Чего Бог не дал, того негде взять. Может, и правда, кто из синяков кладбищенских сгодится.
– Вы ее что, из шланга поливали?
– А че, – окрысилась старуха, – нужно было одеколону дать понюхать? Духов «Персидская сирень»? Так их у меня отродясь не было!
И тут я не поверила собственным ушам: Прохоровна затряслась от смеха.
– Ой, не могу, – придушенно выговорила она, – ты рожу ее видела? Кикимора, одно слово. И не скажешь, когда страшнее: сухая или мокрая… Ладно, давай, у меня работы много.
– И я с приема убежала. Анна Прохоровна, вот вы говорите, что у нее внутри ничего…
– Молчи, сказано было!
– Молчу. А во мне что?
– Что-что… Огонь, – неохотно бросила Прохоровна и закрыла дверь у меня перед носом.
Я пошла обратно, вспомнила, что меня дожидается бабушка Лазаренко, и ускорила шаг.
Выписав рецепт и послушав про Колины успехи во вспомогательной школе, я вдруг вспомнила слова Прохоровны и спросила:
– Галина Ивановна, не знаете, продаются еще духи «Персидская сирень»?
– Да в любом киоске! А еще Коленька выучил стишок, в следующий раз придем вместе, и он вам расскажет!
– Обязательно. До свидания, Галина Ивановна.
Колины успехи меня уже не касаются. Если все будет идти, как идет, то через месяц меня здесь не будет. Кристине я продемонстрировала, что ее мечта требует много тяжелой и грязной работы. Если не испугается, то она взрослее, чем показалась. А остальное зависит только от нее.
Закон парных случаев никто не отменял, и вскоре я убедилась в этом в очередной раз.
– Скажите следующему, пусть заходит.
Я продолжала строчить в амбулаторной карте, когда хлопнула дверь.
– Садитесь, пожалуйста, одну минутку…
Я оторвала взгляд от незаконченной записи, увидела вошедших, и у меня упало сердце.
Я хороший диагност, могу
