– А что, с ним что-то случилось? Впервые слышу? Пострадай он, мы бы все узнали, не так ли?
– Не можем подтвердить, – отвечает красавчик. – Потому что не можем его найти. Мы ходили к его жилищу, но… он там что-то изменил. Каньон больше не ведет к нему.
– А куда ведет? – спрашивает миссис Бенджамин.
– Извивается без конца, – отвечает лицо из тени. – Как лабиринт. Возможно, он внутри, но связаться с ним мы не сумели.
– Значит, принял меры безопасности, – предполагает миссис Бенджамин. – Он встревожен, как все мы. Не могу его винить. Но чего вы ждете от меня?
Новая неловкая пауза. Красавчик озирается по сторонам, словно ищет в своем зеркале остальные лица. И говорит:
– Вы не обратили внимания, миссис Бенджамин, что на эту встречу явились… не все?
Миссис Бенджамин обводит взглядом многочисленные отражения.
– Я вижу всех наших, кто живет в городе… – Ее взгляд задевает смутные пятна, вовсе не похожие на лица. Некоторые в ответ на это жужжат и подергиваются сильнее. – Но где дети? Где молодежь, спящая в холмах и лесах? Я вижу лишь немногих.
– Это нас и тревожит, – говорит домохозяйка. – Мистер Мэйси, решив поговорить с каждым, обнаружил, что многие из молодых пропали, миссис Бенджамин. Он думает… следовало бы сказать, думал, – что они ему не отвечают. Но мы так не считаем. Мы тоже искали и никого не нашли. Мы считаем, что они ушли. Ушли в другое место. Не сказав нам. Но куда – мы не знаем.
– Им может грозить опасность? – спрашивает миссис Бенджамин. – Того, что случилось с Мэйси и Веринджером, с ними произойти не могло, потому что всем нам известно…
– Мы искали в их домах, – перебивает домохозяйка. – В каньонах, в пещерах, в лощинах. Никаких признаков борьбы.
– А они наверняка могли бы защитить себя, – добавляет красавчик.
– Мы не знаем, что с ними, – подает голос мальчик. – Мы надеялись, что знаете вы.
– Я с ними общалась не больше, чем с вами. Понятия не имею. А что коренные горожане?
– Люди Винка, конечно, ничего не знают, – говорит мальчик.
– Хотя один из коренных последним имел дело с тем, что живет в горах, – подхватывает красавчик. – Мистер Мэйси уговорил одного из молодых атаковать коренного. Поцелуем заставить множество его глаз плясать по коже. Мы считаем, что так мистер Мэйси хотел отпугнуть коренного. Мэйси был убежден, что тот человек каким-то образом причинил вред Веринджеру. Хотя он сам не знал как. В последние дни он ни с кем не советовался.
– Может, так было разумнее всего, – размышляет миссис Бенджамин и, выковыряв из щербинки между резцами что-то зеленое с розовым, щелчком отбрасывает находку. – Может, и мне надо бы так же. Да, так мне кажется. Каждый, пытавшийся помочь вашему брату, так или иначе умирает. Так будет умнее всего. Так что я предпочту распрощаться.
Она, кряхтя, поднимается на ноги.
– Нет! – вскрикивает мальчик.
– Почему бы нет? – возражает миссис Бенджамин.
– Потому что если вы не найдете тех, с гор, кто же их найдет? – кричит он.
Миссис Бенджамин медлит. Все лица обращены к ней. Она садится на место.
– Вот, значит, зачем я вам понадобилась? – спрашивает она. – Хотите, чтобы нашла ваших пропавших братьев? – Догадка морщит ее лицо. – Бога ради, вы среди ночи вытащили старую женщину ради этого… не могу я носиться по горам, если бы и хотела.
– Ваша сила известна, – говорит домохозяйка.
– Я старая женщина, благодарю вас, – злится миссис Бенджамин. – Да и не в том дело! Я не больше вашего понимаю, что происходит. Ничем не могу помочь.
– Но что-то вы должны знать, – возражает лицо из тени. – Вы старше нас и могущественнее. У вас есть таланты, которых мы лишены.
– Да боже мой, – вздыхает миссис Бенджамин, – я сколько лет к ним не прибегала!
– Наверняка сумеете вспомнить, – настаивает домохозяйка.
– А я не хочу. Так долго я в том не нуждалась. Я была счастлива, где была.
– Как и все мы, – говорит домохозяйка.
– Мы были счастливы быть людьми, – подтверждает красавчик.
– Счастливы быть маленькими, – подхватывает лицо из тени.
– Счастливы быть счастливыми, – говорит мальчик.
– И всего этого мы лишимся, если допустим ошибку, – заканчивает домохозяйка. – Мы должны это исправить, миссис Бенджамин. Нам нужна ваша помощь.
Миссис Бенджамин вглядывается в их лица. Ясное дело, хотя почти всем на вид больше тридцати, по сути все это дети. Она иногда об этом забывает.
Побурчав, она ерзает на стуле.
– Ну, что ж, посмотрю, что можно сделать.
– Так вы согласны? – спрашивает красавчик.
– Да, да, согласна. Не собираюсь вести вашу чертову встречу, но поискать, куда задевались младшие, попробую.
– Мы вам так благодарны за помощь, – говорит домохозяйка.
– Поберегите благодарности до времени, когда я чего-то добьюсь, – отмахивается миссис Бенджамин. – Возможно, то, что я узнаю, окажется вовсе не приятным. Думаю, так и будет, если вспомнить, что творится.
Лица в зеркалах при этих словах мрачнеют.
Миссис Бенджамин выпрямляется и вежливо откашливается.
– Ну вот, – говорит она. – Мне нужен кто-то, кто станет подавать мне кофе, пока я занята делом. Дела-то будет много. Так кто из вас?
Глава 22
Выбраться из дома оказывается чертовски проще, чем в него проникнуть, и Мона, с облегчением перепрыгнув через забор, лезет на заросший склон. Ключ у нее в рюкзачке, она чувствует, как он болтается за спиной. Она завернула его в перчатки из страха, как бы тонкие зубцы не погнулись, ведь тогда не получится открыть… ну, что там он должен открывать.
Ей невольно кажется, будто ключ раскалился, вот-вот прожжет и перчатки, и рюкзачок, выскользнет на откос. Это запретный предмет, как запретна тема Кобурна. В Винке так много запретного, но Мона уже может сказать, что за всем этим, ощутимо, но неупоминаемо, стоит лаборатория на столовой горе. Ради бога, ведь и весь город вокруг нее строился. Далекая и темная, она все равно угадывается в сердце города.
«В Кобурнской что-то сделали», – соображает Мона, заводя «чарджер» и отъезжая в сторону мотеля. И ее преследует подозрение, что случившееся на горе как-то связано с тем, что она видела в этом доме.
А что она видела в доме? Мона сама не знает.
Она училась в начальной школе своего техасского захолустья, когда у ее одноклассницы Нолы Бес резко снизилась успеваемость. Быстро выяснилось, что у Нолы упало зрение – она не видела классной доски. Однажды Нола пришла в школу в очках с невероятно толстыми стеклами и, хотя очки оказались ей совсем не к лицу, была в восторге – она теперь все видела, даже вещи, про которые раньше и не знала. Она говорила, что и не представляла, как красивы деревья. Она теперь видела каждый качающийся под ветром лист.
Маленькую Мону это почему-то страшно напугало. Не то, что у Нолы изменилось зрение, а то, что оно изменилось незаметно для нее. Вокруг происходило всякое, а она и не знала, была к этому слепа. Ей
