– Валер, ты, похоже, нервничаешь. И что за сарказм в голосе? Зачем ты объясняешь мне прописные истины? Красивое имя, небезызвестная фамилия… Это привлекло мое внимание, я щелкнула на ее страничку и вдруг обнаружила, что ты у нее в друзьях. Вот, собственно, и все.
Самоварова обиженно вытащила руку из-под его локтя.
– Знаешь, Варя… Мне лишней информации и на работе за глаза хватает! Думаю, тебе-то это хорошо знакомо. Имел глупость, зарегистрировался в этой сети давным-давно на кой-то черт… И я там не бываю… Раз в два месяца поглядываю вскользь… Стучатся ко мне разные люди в друзья – я добавляю… И что из этого?
– Иными словами ты ее не знаешь, – подытожила ледяным тоном Самоварова. Теперь она не знала, на кого ей больше злиться: на себя за свою бестактность или на него за явное вранье.
Прошла целая вечность, и их обоюдное молчание наконец нарушил сигнал мобильного – к дороге подъехало такси, заказанное Валерием Павловичем.
Завидев машину, он цепко взял Самоварову под локоть и тоном, не терпящим возражений, сказал:
– Садись, я отвезу тебя домой.
– Типа джентльмен?
– Пытаюсь.
Варвара Сергеевна фыркнула, но в машину села.
В этот поздний час дороги уже были свободны от пробок, и через десять минут машина остановилась возле ее дома.
Валерий Павлович распахнул дверцу и подал Варваре Сергеевне руку. Она развернулась, чтобы уйти, но он ее удержал. Хотя, честно говоря, она и не сопротивлялась.
– Уважаемый, здесь стоянка запрещена! – крикнул из окошка таксист. – Или сразу рассчитайтесь, или поехали уже! Вы ведь другой адрес в заявке указали!
Валерий Павлович вернулся к машине и быстро расплатился.
– Ничего, дойду пешком. Мне недалеко.
Таксист дал по газам.
– Спасибо за вечер! – выдохнула Самоварова. – Валер, прости, я, кажется, не о том спросила… Мы отчего-то сразу начали с того, что шпионим друг за другом… Ты верно подметил: странное время. В свое оправдание могу сказать, что не праздное любопытство заставило меня это сделать…
– Варя, – Валерий Павлович говорил спокойно и смотрел ей прямо в глаза, но она чувствовала: что-то тяжелое, подкравшееся и зависшее между ними в парке, так никуда и не ушло.
– Варя, я готов удовлетворить твое любопытство… Лара Брехт была одной из моих пациенток.
– Всего-то?
– Да. К тому же это было давно.
– Значит, ты и светских львиц в своей районной поликлинике лечишь? И что они предпочитают в это время суток? Прозак? Имипрамин?
– Да ты знаток! По-разному бывает… Я тогда принимал не в районной поликлинике. А Лара… Она была не светской львицей, а очень одиноким человеком.
– Таким же одиноким, как я?
– Намного больше. А ты не одинока. Ты просто в это заигралась.
15
Прошло три дня с тех пор, как Мигель, по сути, послал ее в жопу.
Нет, Галина старалась быть сдержанной…
Она очень старалась адекватно реагировать на близких.
Но мать в субботу и часа не выдержала в ее обществе: как Галина ни поджимала губы, дабы не взорваться, как бы она ни пыталась выдавить из себя задорные и неуместные смешки в ответ на материны невеселые рассказы о ее жизни, скандал все равно грянул.
– Галь, я понимаю, тебе сейчас очень тяжело…
– И почему ты так считаешь?
Галина накрывала к обеду и наспех размешивала в миске овощной салат.
– Да ты погляди, у тебя уже половина салата по краям висит… и на столе, вон, тоже!
Несколько липких салатных листьев и в самом деле разбежались по столешнице, но никакой половины там, конечно, не было!
– Зачем все утрировать? Ненавижу, когда готовлю, а на меня кто-то смотрит! Нормально все. Сейчас пиццу достану – будем обедать.
Вегетарианская пицца с подгоревшими краями оказалась невкусной и сухой.
Катюша с трудом прожевала небольшой кусочек и отставила тарелку.
Выходя из кухни, она тихо попросила бабушку позвать ее, когда будет чай со сладким.
– А тарелку за собой убрать?! – не удержалась Галина. – Слабо, да?!
– Галь, оставь ее в покое, кино у нее там какое-то, – тут же встряла мать.
Дочь все же вернулась и грубо сдернула тарелку со стола. На пол упала вилка и со звоном ударилась о плитку. Лицо Галины исказила судорога.
– Катюша, иди, я подниму, иди, моя золотая! – закудахтала мать.
Бабка, все это время иронично улыбавшаяся, снова промолчала. Сегодня она была в изумрудах: серьги и кулон в россыпи потускневших, но настоящих бриллиантов. Этот гарнитур достался ей в наследство от матери. Жаль, кольцо отсутствовало: либо потеряно, либо продано в тяжелые времена.
Катюша ушла.
– Ну чего? Рассказывай!
Мать полезла в сумку за сигаретами. Приоткрыла балконную дверь, проверила – несколько секций в лоджии были настежь отворены.
– Не курите в доме!
– Галь, ну что же это такое?! Возьми себя в руки в конце концов! Всегда курили, когда Катюшки нет, а сейчас что?
Наталья Маратовна уверенно щелкнула зажигалкой.
Галина испепелила ее взглядом:
– Я не курю и вы не курите!
Бабуля пожала плечами и усмехнулась:
– Не беда. Пойдем на лестницу.
Галина схватилась за чайник.
– Мы так понимаем, разговора у нас не получится, – подытожила за себя и за бабку мать.
– Смотря о чем, – обронила Галина, все еще продолжая изображать бурную деятельность.
Чашки и блюдца, позвякивая, плясали по столу, им вторили раздраженные до предела десертные ложки.
– Ба, а что за торт ты купила?
– Так посмотри, он в холодильнике. – Бабка с невозмутимым видом сунула ноги в старые плюшевые тапки и достала из сумки пачку крепких сигарет. – А я на лестницу!
– Галь, ну что ты устраиваешь? Я понимаю, тебе сейчас тяжело… Но не надо на нас-то срываться! Прицепилась к ерунде! И мы, и Родик, и все твои
