– Я ходила на собрание квакеров. Даже дважды. И знаю, как они поступают в таких случаях. Давайте дружно помолимся и попросим, чтобы нас направил Господь!
Денни разинул рот. Надо же, до сих пор мало кому удавалось его поразить – а леди Доротея делает это раз за разом.
Рэйчел она уже почти нравилась.
– Это просто… просто… – выдавил Денни.
– …отличная идея! – подхватила Рэйчел, подтаскивая к камину еще один стул.
Денни не нашел сил спорить и дальше. Вконец ошеломленный, он сел – хотя Рэйчел обратила внимание, что оказалась между ним и Доротеей. То ли он боялся быть слишком близко к женщине, лишавшей его силы духа, то ли, наоборот, – сидя напротив, он лучше ее видел.
Поерзав немного, они устроились поудобнее и замолчали. Рэйчел закрыла глаза, но красноватый отблеск камина пробивался и сквозь сомкнутые веки, а приятный жар согревал руки и ноги. Она вознесла благодарность за тепло, вспоминая, как в лагере вечный мороз больно кусал за пальцы, а дрожь не ослабевала даже ночью, под одеялом, изнуряя тело. Ничего странного, что Денни не желает для Доротеи таких же испытаний. Ей и самой не хотелось ехать обратно, Рэйчел уже готова была остаться – но ради брата стискивала зубы и молчала. Да, она терпеть не могла холод и голод, но куда хуже жить в тепле и сытости, зная, что он там мучается один.
Интересно, леди Доротея хоть представляет, каково ей придется? Рэйчел открыла глаза. Леди сидела, выпрямив спину и грациозно сложив руки на коленях. Наверное, Денни тоже представлял, как эти пальцы испачкаются в крови, покраснеют от холода, а красивое лицо исхудает и пойдет пятнами от грязи.
Глаза у Доротеи были закрыты, но Рэйчел подозревала, что та сквозь веки подглядывает за Денни. А ведь она здорово рискует! Что, если Господь велит Денни взять ее с собой? Или Сам напрямую обратится к Доротее?
А вдруг Он уже с ней говорит?!
Квакеры ведь не считают себя исключительными – мол, Господь говорит лишь с ними… Просто, по их мнению, люди другой веры редко к Нему прислушиваются…
А сама Рэйчел? Прислушивается ли? По правде говоря, она в себе сомневалась. И даже знала почему. Она закрывала уши из страха услышать то, что ей не понравится: что надо забыть Йена Мюррея, оставить о нем мысли, которые согревали ее в зимнем лесу так, что иногда казалось – протяни руку, и падающий снег с шипением растает на пылающей ладони.
Сглотнув, она зажмурила глаза, пытаясь распахнуть душу – и страшась услышать неизбежное.
Однако в тишине раздавалось лишь шумное дыхание. В ладонь вдруг ткнулся влажный нос Ролло. Рэйчел смущенно потрепала его за уши. Не стоит, конечно, этого делать во время молитвы, но пес все равно не отстанет, пока не получит свое. Он полуприкрыл от удовольствия желтые глаза и положил тяжелую голову ей на колено.
Перебирая густой мех, Рэйчел думала о том, что собака любит Йена. Значит, Йен не может быть дурным человеком, так ведь? Правда, Господь не отвечал на ее молитвы, а брат сказал бы: «Собаки, конечно же, существа достойные, но о человеческом нраве судить, увы, не в силах».
«А вот я – в силах, – подумала Рэйчел. – Я знаю, какой он… и каким мог бы стать».
Она посмотрела на Доротею, застывшую, словно статуя, в своем безобразном сером одеянии. Ради Денни леди Грей была готова пожертвовать привычной жизнью, отказаться от семьи и стать квакером. Раз так, может, и Йен Мюррей откажется от насилия ради Рэйчел?..
Нет, что за мысли! Откуда в тебе такая гордость, Рэйчел Мэри Хантер?! С чего ты взяла, будто имеешь власть изменять людей? Это дано одному лишь Господу!
Однако Господь всемогущ. А еще он бывает милостив…
Ролло трижды стукнул хвостом о деревянный пол.
Дензил Хантер зашевелился – едва заметно, но это внезапное движение заставило обеих женщин вскинуться испуганными птицами.
– Я люблю тебя, Доротея, – сказал он очень спокойно, но в глазах за стеклами очков горел такой огонь, что у Рэйчел екнуло сердце. – Ты выйдешь за меня замуж?
Глава 87. Расставания и встречи
20 апреля 1778 года
После всех наших приключений в компании капитанов Роберта, Хикмана и Стеббингса я стала считать себя настоящим экспертом в области мореплавания, и поездка в Америку показалась довольно скучной. Мы всего-то разок наткнулись на английское военное судно (но благополучно от него удрали), пережили пару шквалов и один по-настоящему серьезный шторм. Кормили отвратительно, и мне совершенно нечем было заняться, кроме как выковыривать жучков из сухаря, прежде чем отправить его в рот.
Все это время я размышляла. Много думала о будущем: то тревожилась о Фергусе и Марсали, то ломала голову, где их искать, то переживала за Анри-Кристиана… хотя, по правде говоря, мыслями я все еще была в Лаллиброхе вместе с Джейми.
Как всегда при разлуке с мужем, мне было больно и тоскливо: словно я потеряла какой-то важный орган. А еще казалось, будто меня выгнали: оторвали, как моллюска, от родной скалы и швырнули в бурлящий водоворот.
Но более всего я страшилась грядущей смерти Йена. Он был неотъемлемой частью Лаллиброха, и его уход станет настоящей трагедией. Как ни странно, слова Дженни, какими бы обидными они ни были, ничуть меня не задели. Я по себе знала, как рвет душу дикая скорбь, выплескиваясь яростью, потому что это единственный способ уцелеть и сохранить рассудок. И, если честно, я разделяла ее чувства: вопреки всему я тоже хотела спасти Йена. Что толку от всех моих знаний и навыков, если в тот единственный, самый нужный момент они бесполезны?
А еще я терзалась чувством вины – меня ведь не будет рядом с Йеном в момент его смерти. Мы виделись в последний раз, и оба это знали. Я не смогу облегчить его муки или просто поддержать в час кончины, не сумею разделить с Джейми и его близкими боль утраты.
Те же самые чувства, только куда более сильные, мучили и его сына. Йен-младший часто сидел на корме и тревожно вглядывался в морскую гладь.
– Думаешь, уже? – спросил он как-то раз, когда я села рядом. – Я про отца.
– Не знаю, – честно ответила я. – Может быть… он был совсем плох в последние дни. Однако порой люди бывают очень упрямы. Не помнишь, когда у него день рождения?
Йен недоуменно поднял голову.
– В мае, кажется. Примерно в то же время, что и у дядюшки Джейми. А что?
Пожав плечами, я потуже затянула концы шали.
– Больные часто ждут дня рождения, чтобы умереть уже после него. Я как-то читала об этом. Особенно известные люди.
Йен горько рассмеялся.
– Уж отца известным не назовешь, – вздохнул он. – Жаль, что я не остался. Знаю, он сам велел ехать… да и я
