Вряд ли. Когда он коснулся ее, тело будто вспыхнуло – словно факел сунули в смолу – и полыхало до сих пор. Удивительно, что платье не загорелось.
Она знала, какой он. Он и не скрывал. Он живет насилием, носит его в себе.
– И ведь я пользовалась этим, когда было нужно, верно? – спросила Рэйчел свечу.
Друзья так не поступают. Она не желала полагаться на милосердие и волю Господа. Она не только попустительствовала насилию, но еще и подвергала опасности душу и тело Йена Мюррея. Нельзя закрывать глаза на правду.
– Хотя, если уж говорить всю правду, – вызывающе сказала она свече, – то я могу подтвердить, что он делал это не только для меня, но и для Денни.
– Кто и что делал? – Брат просунул голову в палатку, вошел и выпрямился.
– Ты будешь молиться за меня? – внезапно спросила девушка. – Я в большой опасности.
Денни удивленно посмотрел на нее, глаза за очками не мигали.
– Так и есть. Хотя я сомневаюсь, что молитвы тут помогут, – медленно сказал он.
– Неужели ты утратил веру в Бога? – отрывисто спросила Рэйчел, еще больше разволновавшись от мысли, что брат сломлен увиденным за последний месяц. Она опасалась, что все происходящее серьезно пошатнет и ее веру, однако полагалась на веру брата, словно на щит. И если она исчезла…
– Моя вера в Бога бесконечна, – с улыбкой сказал Денни. – А твоя?.. – Он снял шляпу, повесил ее на гвоздь, вбитый в поддерживающий палатку столб, и быстро завязал полог входа. – Я слышал, как выли волки за моей спиной. Ближе, чем мне того хотелось бы. – Он сел, пристально посмотрел на нее и спросил прямо: – Йен Мюррей?
– Откуда ты узнал? – Ее руки дрожали, и она раздраженно вытерла их о фартук.
– Я только что встретил его пса. Что Йен тебе сказал?
– Мне… Ничего.
Денни удивленно выгнул бровь, и Рэйчел неохотно пояснила:
– Почти ничего. Он сказал, что я в него влюблена.
– А ты влюблена в него?
– Как я могу любить такого мужчину?
– Если бы не любила, не стала бы просить меня молиться за тебя, – логично заметил Денни. – Ты бы просто попросила его уйти. Я вряд ли смогу ответить на твой вопрос, но, полагаю, он риторический.
Невзирая на владевшее ею смятение, Рэйчел рассмеялась.
– Нет, он не риторический. – Она разгладила фартук на коленях. – Более того… Может, ты хочешь сказать, что Иов задал Богу риторический вопрос, когда спросил Его, о чем Он думал?
– Спрашивать Бога – дело щекотливое, – задумчиво произнес Денни. – Ты получишь ответы, но они способны завести тебя в странные места. – Он снова улыбнулся ей, нежно и с выражением глубокого сочувствия в глазах.
Теребя фартук, Рэйчел слушала крики и пьяное пение, что сопровождали каждую ночь в лагере. Ей хотелось сказать, что нет ничего странней двух квакеров в армии. Но ведь это Денни вопрошал Бога, и Он привел их сюда, так что ни к чему брату думать, будто она его винит.
– Денни, ты когда-нибудь влюблялся?
Он опустил взгляд на руки, сложенные на коленях.
– Да. Полагаю, влюблялся.
– В Англии?
Брат кивнул.
– Да. Это… впрочем, я не буду рассказывать.
– Она… была не из Друзей?
– Нет, она не была Другом, – тихо ответил он.
Рэйчел ощутила некоторое облегчение – она боялась, что брат влюбился в женщину, которая не может уехать из Англии, и счел нужным вернуться в Америку ради нее, Рэйчел. Что же до ее собственных чувств к Йену Мюррею – ничем хорошим это не кончится.
– Прости за жир, – внезапно сказала она.
Брат удивленно заморгал.
– Жир?
– Для чьего-то зада, как сказал Йен Мюррей. Его нет – пес съел.
– Пес съел… Значит, пес съел жир. – Денни усмехнулся уголками губ и провел большим пальцем правой руки по пальцам левой. – Ничего страшного, раздобуду еще.
– Ты голоден, – отрывисто сказала Рэйчел и встала. – Вымой руки, а я пока поставлю кофе.
– Было бы неплохо, спасибо. Послушай… – Он умолк, затем, поколебавшись, продолжил: – Друг Мюррей сказал, что ты его любишь – но не что он любит тебя? Довольно странный способ выражения чувств, не находишь?
– Нахожу, – ответила Рэйчел тоном, который давал понять, что она не хочет обсуждать поведение Йена Мюррея. Не собиралась она и рассказывать Денни, что Йен Мюррей не объяснился на словах, потому что слова были не нужны. Впрочем… – Возможно, он это сказал, – медленно добавила она. – Он что-то произнес, но не по-английски, и я не поняла. Ты не знаешь, что может означать «mo cree-ga»?
Лицо Денни прояснилось.
– Это на языке горцев, кажется, они называют его «гэльский». Понятия не имею, что означают слова, но я слышал, как Друг Джейми обращался с ними к своей жене при обстоятельствах, которые не оставляли иного толкования, кроме проявления его глубокого… чувства. – Он кашлянул. – Хочешь, я поговорю с ним?
Ее кожа до сих пор пылала, а лицо будто сияло от жара, но от слов брата в сердце словно осколок льда вонзился.
– Поговорить с ним… – повторила Рэйчел, тяжело сглотнув. – И сказать ему… что?
Она взяла кофейник и сумочку с жареными желудями и цикорием, насыпала пригоршню черной смеси в ступку и принялась толочь так, словно ступка была полна змей.
Денни пожал плечами, с интересом наблюдая за сестрой.
– Ты сломаешь ступку. А что ему сказать… сама решай. – Он по-прежнему не сводил с нее глаз, но теперь смотрел серьезно, без какого-либо намека на смех. – Если хочешь, я велю ему держаться от тебя подальше. Или заверю его, что ты питаешь к нему лишь дружеские чувства, и попрошу воздержаться от дальнейших признаний.
Рэйчел высыпала истолченную смесь в кофейник и залила водой из висевшей на столбе фляжки.
– А больше ничего нельзя сказать? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Сисси, ты не сможешь выйти замуж за этого мужчину и остаться Другом. Ты ведь знаешь, ни одно собрание не признает подобный союз. – Денни помолчал и добавил: – Ты просила меня помолиться за тебя.
Не глядя на него, она молча отвязала полог и вышла. Поставила кофейник на угли, подбросила дров. Воздух у земли мерцал от марева и дыма тысяч других маленьких костерков. Над ними распростерлась ночь, черная, ясная и бездонная, и звезды сияли собственным холодным светом.
Когда она вошла в палатку, Денни лежал наполовину под кроватью и что-то бормотал.
– Что такое? – спросила она.
Брат вылез и вытащил с собой ящик, в котором хранилась их еда. Вот только теперь он был пуст. Уцелели лишь несколько гнилых желудей да погрызенное мышами яблоко.
– Что это? Что случилось с нашей едой? – потрясенно повторила Рэйчел.
Денни был красен и зол и, прежде чем ответить, провел по губам костяшками пальцев.
– Какой-то незаконнорожденный с-с-с… сын Белиала прорезал палатку и забрал еду.
Рэйчел почти обрадовалась нахлынувшему на нее гневу – он отвлекал от тяжелого разговора.
– Почему он… он…
Денни глубоко вздохнул, стараясь взять себя
