Мы шли широкой улицей, на которой рядами тянулись корчмы с деревянными щитами на цепях, но Снидульф заявил, что в этих местах будет слишком дорого.
– Большинство людей входит теми воротами, – пояснил он. – Предпочитают ночлег подле главной улицы, поскольку не знают города и не хотят искать слишком долго. Но мы пойдем в боковые переулки. Не в ту сторону – там обитают измененные и Отверженные Древом, – и не туда, поскольку там веселые дома. Найдем небольшую, но чистую гостиницу на одной из тех улочек. Они близко от Суконной, которой ходят стражники, чтобы здесь было спокойно, и достаточно вдалеке, чтобы и цены здесь были неплохими.
Мы так и сделали и вскоре оказались в закоулке, отходящем от главной улицы, что вел вдоль крепостной стены: там стоял узкий и высокий дом, втиснувшись между двумя другими, как и всюду здесь, с неброской вывеской над входом.
Внизу находился общий зал, похожий на холл, я видывал такие и на континенте. Это было помещение с очагом, лавками и столами, где все живущие проводят больше всего времени за едой, питьем и греясь у огня, развлекаясь, играя и слушая музыку. Тут было так же, как на материке, хотя жители происходили из различных стран и кланов и их ничего не объединяло, кроме того, что спали они в одной гостинице.
Называлась она «Волчья Лежка», и хозяином был крупный мореход с бельмом на левом глазу и его дочка. Девушка – чуть старше меня, высокая и высокомерная. Носила узкие кожаные штаны и вышитый короткий кафтан с кожаными отворотами рукавов, утыканными заклепками, у нее были кудрявые фиолетовые волосы, подбритые на висках, и тонкая серебряная диадема. Это с ней мне нужно было договориться, хотя о торге и речи не было.
– За ночь три пенинга, – заявила она, свысока глядя на меня бледно-зелеными глазами. – Потому за месяц заплатишь марку, три шеляга и один секанец. За эти деньги можешь взять отдельную спальню с окном на верхнем этаже, кипяток с утра, миску супа в сумерках из котла и кусок хлеба. Убираешь у себя сам, носишь воду в умывальник и выносишь ночной горшок. Внизу есть баня, куда можешь заходить два раза в день. Свет ламп и тепло из дыр включено в оплату, но ты не можешь сам зажигать газовые лампы, поскольку не умеешь. У себя же за масло платишь сам, за дрова в очаге тоже платишь свою часть, два пенинга в неделю, – или приноси в неделю две вязанки. За это можешь варить собственную еду и сидеть у огня, когда захочешь. Если попытаешься меня тронуть, обидеть, устроить скандал с гостями или если убьешь кого-то без причины, мы с отцом отдадим тебя страже.
– Что-то загибаешь. На полпенинга многовато, – заявил Снидульф. – Не говоря уже о том, что если он платит наперед, то ты должна что-то ему скинуть. И дороговато берешь за суп и очаг. Марки серебром наперед должно бы хватить как за ночлег в этом районе.
– Я не первый раз считаю кому-то за месяц, – рявкнула она. – Идет осень, скоро уже не найдешь постели дешевле, чем за два скойца за ночь. Могу уменьшить на секанец, пусть платит марку и три шеляга.
– Ты почти не сбросила, – сказал я. – Дам марку и два шеляга, если дополнительно требуешь за топливо и я должен сам освещать свою комнату. К тому же я плачу наперед, и с этим у тебя проблем не будет.
На том и порешили. Скоро Снидульф попрощался со мной и пошел по своим делам, радуясь возвращенному серебру. Девица, сказавшая мне, что ее зовут Сфавла, ни на миг не изменила высокомерного выражения лица, пока отмеряла половину моих денег, однако я все равно был доволен, выторговав десять с половиной пенингов.
Потом мы пошли наверх, она провела меня виляющими коридорами и отворила железным ключом деревянную дверь в узкую клетушку, где была кровать, табурет и небольшой столик с кувшином. Рядом с постелью было столько места, что едва удалось бы протиснуться к окну, однако там были стены, потолок и дверь, от которых я получил собственный ключ кованого железа.
Девушка вышла, а я поставил свою корзину путника на каменный пол и уселся на кровати, держа в ладони мой шар желаний.
Впервые с той грозовой ночи в Маранахаре я куда-то добрался. Остановился.
Перестал убегать.
Я не достиг ни одной цели, но не имел и понятия, как бы такая цель могла выглядеть. Даже не мог сказать, как долго продолжалось мое бегство. Я оставил позади множество мест, где я утратил ощущение времени. В пустыни, в плену у Сверкающей Росой, в Долине Скорбной Госпожи, но и в самом начале, во время путешествия бездорожьем по Внешнему Кругу Амитрая.
Теперь я дошел до конца, остался совершенно один и не знал, как поступить дальше.
Я сидел на испятнанном сеннике и смотрел на кусочек неба за окном, на сверкающие крыши вокруг. Тогда-то началось время ожидания, пока моя судьба проснется, но я не мог справиться со страхом, что я потерял тонкую, словно тень, тропинку, что должна была к ней вывести. До этого мига, что бы со мной ни происходило, передо мной была цель. Я странствовал к краю пустыни, к Эргу Конца Мира. Я топтал песок Нахель Зим, направляясь
