Только теперь он почувствовал, что мочевой пузырь переполнен, а еще он до смерти проголодался и хотел пить. Солнце еще поднималось, и он подумал, что, должно быть, проспал всю ночь и пришел в себя лишь наутро. Дрожащими руками Элиас дотронулся до тех участков кожи, где прежде вздувались нарывы.
Воспаления стали явно меньше и на ощупь казались какими-то другими, словно из них вытянули весь яд. Чесались они уже не так сильно, бугры в подмышках стали мягче, а один из них лопнул, и внутренняя сторона пальто пропиталась липкой жидкостью с гнилостным запахом. Но, несмотря на это, Элиас шел на поправку, теперь он в этом не сомневался. Когда болезнь пожирает человека изнутри, он испытывает нечто большее, нежели простое недомогание. Внутри Элиаса воскресла надежда. Если они сочли его достаточно полезным, чтобы дать лекарство, возможно, они сдержат обещание помочь Бет с девочками. От этой мысли у Элиаса закружилась голова, да так, что пришлось ухватиться за прутья решетки. Покидая таверну в Вайберне, он был уже готов в скором времени лишиться всего, что имел. Часть его смирилась с тем, что с ним все кончено, последняя карта сыграна. Оказаться живым, снова почувствовать надежду было слишком больно. Он повис на решетке – и вдруг зарыдал о своем сыне Джеке; старая рана вновь открылась и стала кровоточить. Нет, хуже того. Он не стал бы лить слезы из-за какой-то раны. Через поле тем временем шагал отряд солдат, все они оборачивались на плачущего мужчину, но Элиас их не замечал. Спустя несколько минут приступ горя утих, и к охотнику вернулась способность медленно дышать, не содрогаясь при этом всем телом.
Солнце уже преодолело половину пути к зениту, когда Элиас заметил, что к нему кто-то идет. Вика Дидса невозможно было ни с кем спутать, даже с такого расстояния. Хороший охотник примечает походку и фигуру каждого, кто встретится ему на пути; точно так же Элиас запоминал членов волчьей стаи и издалека мог узнать тех, кого уже встречал. Опознав стрелка, он отчего-то обрадовался. Но тут же покачал головой от осознания собственной слабости, едва понял это. Во всем огромном лагере Вик Дидс был единственным знакомым ему человеком, это верно. Но все-таки стрелок ему не друг. Дидс продаст его за грош, если ему понадобится монетка. А если уж на то пошло, он уже так и сделал.
– Доброе утро, минейр, – оживленно поприветствовал его Дидс, остановившись перед клеткой. – Должен признать, я думал, ты не вытянешь, так далеко зашла болезнь. – Стрелок наклонился вперед и присмотрелся к охотнику. – Генерал содрал бы с меня шкуру, если бы ты умер после всего того, что мы ему показали.
Он указал на дверь клетки. Один из солдат вставил ключ в замок, но Дидс жестом остановил его и некоторое время пристально глядел на Элиаса.
– Твои мысли написаны у тебя на лице, минейр, ты это знаешь? Да, ты умеешь делать странные вещи, но я не думаю, что в этой игре у тебя есть козыри – вряд ли. Как я могу выпустить тебя, зная, что ты можешь легко проскользнуть мимо дюжины человек, а? Нет, нет. Если мы позволим тебе выйти, ты просто пойдешь домой, и мы будем не в силах тебя остановить, не так ли? И никакие пули, мечи и стрелы тебе не помеха.
– Возможно, – сказал Элиас. – Давай проверим.
Дидс рассмеялся.
– Однако вот эта клетка – она неплохо справляется, да? Ты не можешь уклониться от прутьев, не можешь просчитать их следующий шаг… – Он внимательно наблюдал за охотником. Элиас пытался сохранять бесстрастное выражение лица, но Дидс все равно сумел прочесть его мысли и улыбнулся.
– Я прав, верно? Значит, генерал не ошибся. Старик умен. Ты можешь предвидеть некоторые события, что случатся в будущем. Это объясняет и карты, и даже пули. Но в насколько далеком будущем? Это ведь важнее всего, не так ли? Как далеко ты можешь заглядывать? Что, если кто-то передумает и решит шагнуть в другую сторону? Это возможно?
Элиас молча смотрел на него, болтовня этого человека была невыносима. Он чувствовал в Дидсе жестокость, холодность. Ему уже доводилось видеть у охотников эти черты, и чаще всего они служили им хорошую службу. Когда ты один против всех, для сентиментальности не остается места. Как и для милосердия.
Дидс постучал костяшками по толстой железной решетке.
– Ты произвел на генерала Джастана впечатление, знаешь ли. Он сказал: «Найди такую клетку, которая сдержит его, Дидс». Прямо так и сказал. Но этот ящик совершенно не подходит, не так ли? В этом капкане ты для нас бесполезен. Тебе не по нраву, да? Что ж, мне жаль, но пришлось тебя запереть. Ты нам очень нужен. Я понял это, когда увидел тебя в таверне, а теперь это знает и генерал. Он найдет для тебя дело, не сомневайся. И найдет подходящую клетку. – На секунду Дидс опустил взгляд себе под ноги, Элиас почувствовал, что ему стыдно. – Прости за это.
Элиас в замешательстве огляделся, а Дидс кивнул сопровождавшим его солдатам. Они взялись за клетку, перевернули ее и подняли в воздух вместе с пленником, кряхтя и чертыхаясь. Дидс подождал, пока клетка не перестала качаться. Поначалу Элиасу пришлось вцепиться в прутья, но потом он успокоился и молча уселся с угрюмым видом.
– Вперед, – приказал Дидс. – У генерала есть на него планы.
Теллиус достал свои лучшие куртку и штаны, чтобы явиться во Двор Мастера. Да, его самый широкий кожаный ремень и огромная старая шинель были все в дырах, проеденных молью. И да, шов на одном из его сапог разошелся, хотя этого было не видно, если Теллиус стоял на месте. Прошло много лет с тех пор, как Теллиус выходил в люди, и теперь ему казалось, будто богатые мужчины и женщины потешаются над ним, – и рука сама тянулась к небритому подбородку. Он знал, что выглядит нелепо. В своем доме и на своих улицах он ходил королем, но в этом богатом квартале, куда поистине благородные горожане приводили своих сыновей, чтобы те показали себя или посмотрели на других, он постоянно ожидал, что в любую минуту чья-нибудь рука ляжет ему на плечо или чей-нибудь сапог отвесит ему пинка.
Мальчик, которого он нарек Артуром, разумеется, не выказывал ни малейшего волнения. После очередной обработки мочалкой Теллиус выдал ему старенькую одежду из числа «лучшего» из своих закромов, и теперь мальчик выглядел
