Она кашлянула и натянула на лицо покаянное выражение, которое никак не смогло бы обмануть никого, кто хоть немного умел читать мысли. Но она не нарочно, честное слово, и он обязательно это почувствует. Наконец его сжатые губы смягчились, и на них мелькнула тень улыбки.
– Посмотри на меня, – сказал он, но это было излишне, ведь улыбка уже поймала ее в капкан. – А теперь скажи мысленно мое имя, как будто хочешь позвать… скажи тихо. Так, как сказала бы вслух.
Она помедлила мгновение, а потом подумала: «По».
Он кивнул:
– Вот и все.
– Это было просто.
– И заметь, никакой опасности для лошади.
– Очень смешно. Давай потренируемся, пока едем?
И весь остаток дня она то и дело окликала его в мыслях. Каждый раз он поднимал руку, показывая, что слышал. Даже если она думала шепотом. Когда стало ясно, что все получается, она решила перестать, чтобы не докучать ему. И тут он обернулся и кивнул, и ей стало ясно – он понял. Она ехала за ним с округлившимися глазами, пытаясь свыкнуться с мыслью, что у них только что без единого слова произошел целый разговор.
Они разбили лагерь на берегу пруда, окруженного сандерскими вековыми деревьями. Отстегивая седельные сумки, Катса заметила гуся, который неспешно прогуливался в камышах на другом берегу. По прищурился.
– Это, кажется, гусь, – сказал он, – я бы не отказался поужинать гусиной ножкой.
И Катса отправилась на охоту. Она тихо приближалась к птице, и та ее не замечала. Катса решила подойти вплотную и свернуть гусю шею, как делали кухарки в курятниках замка. Но когда она подобралась совсем близко, гусь услышал ее и, гогоча, побежал к воде. Она побежала следом, тогда гусь расправил массивные крылья и поднялся в воздух. Подпрыгнув, Катса схватила его поперек туловища и, удивляясь его размеру, потянула вниз, прямо в пруд, и теперь боролась в воде с огромным гусем, который хлопал крыльями, щипался, плескался и бил ее лапами. Но все это длилось лишь мгновение – она схватила его за шею и сломала ее раньше, чем мощный клюв успел дотронуться до охотницы.
Повернувшись к берегу, Катса с удивлением обнаружила, что По смотрел на все происходящее разинув рот. Она стояла в пруду – с волос и одежды ручьем лилась вода – и, держа огромную птицу за шею, показала ему:
– Поймала.
Мгновение По молча смотрел. Грудь его судорожно вздымалась – видимо, побежал, увидев схватку в воде. Он помассировал виски.
– Катса, что, во имя Лионида, ты творишь?
– В каком смысле? Я поймала нам гуся.
– Почему не ножом? Ты стоишь в пруду мокрая насквозь.
– Это всего лишь вода, – сказала она. – Все равно пора было устроить стирку.
– Катса…
– Я хотела посмотреть, смогу ли, – перебила она. – Что, если мне когда-нибудь придется добывать еду без оружия? Полезно знать, как поймать гуся голыми руками.
– Ты могла подстрелить его прямо из лагеря, через пруд. Даже я видел, куда целиться.
– Зато теперь я знаю, что могу, – просто сказала она.
Покачав головой, По протянул руку:
– Вылезай, пока не простудилась. А это отдай мне. Я его ощиплю, а ты переоденешься во что-нибудь сухое.
– Я никогда не простужаюсь, – сказала Катса и побрела к берегу.
В ответ он рассмеялся:
– Ох, Катса. Конечно же никогда. – Он взял гуся у нее из рук. – Ты еще в настроении побороться? Можем провести тренировку, пока гусь жарится.
Теперь, когда правда о его истинном преимуществе раскрылась, в поединках многое изменилось. Стало ясно, что удары для отвода глаз – пустая трата сил. Умом его не победить, тут не поможет никакая светлая голова. Единственными преимуществами Катсы остались темп и ярость. И теперь, зная это, было намного легче продумывать стратегию. Она не тратила время на фантазию, а просто молотила его так быстро и сильно, как только могла. Пусть он знал, куда она хотела ударить в следующий раз, но после шквальной атаки просто не успевал реагировать, не мог двигаться с такой скоростью, чтобы успеть защититься. Пока они сражались и боролись, солнце закатилось, наступила ночь. Он снова и снова объявлял себя побежденным и поднимался на ноги, сквозь смех постанывая от боли.
– Для меня это хорошая практика, – сказал он, – но не могу понять, в чем тут польза для тебя, если не считать удовольствия сделать из меня котлету.
– Нужно придумать какие-нибудь новые приемы, – предложила она. – Что-нибудь, чтобы оба наших Дара потрудились.
– Попробуй победить меня теперь, в темноте. Увидишь, наши шансы заметно сравняются.
Это оказалось правдой. Вокруг них сомкнулось ночное небо, черное небо без луны и звезд. В конце концов Катса перестала что-либо видеть, от По остались только смутные очертания. Била она теперь приблизительно, по ощущениям. Он знал об этом и двигался так, чтобы сбить ее с толку. Его оборона стала сильнее, а удары беспрепятственно достигали своей цели.
В какой-то момент Катса остановила его.
– Неужели ты настолько четко ощущаешь мои руки и ноги?
– Руки и ноги, пальцы на них, – ответил По. – Ты так материальна, Катса, в тебе столько физической энергии. Даже твои эмоции иногда кажутся осязаемыми.
Покосившись на него, она на мгновение задумалась.
– А смог бы ты драться с завязанными глазами?
– Никогда не пробовал… да и не сумел бы попробовать, не вызвав подозрений. Но да, смог бы, хотя на плоской поверхности было бы проще. Почва здесь, в лесу, ощущается слишком неоднородно.
Катса окинула взглядом черный силуэт на фоне еще более черного неба.
– Прекрасно, – сказала она. – Это просто прекрасно. Я тебе завидую. Нам нужно чаще сражаться по ночам.
Он засмеялся:
– Я не возражаю. Будет приятно иногда побыть атакующей стороной.
Они боролись еще недолго, до тех пор пока оба не споткнулись об упавшую ветку и По не приземлился на спину, оказавшись наполовину в пруду. Он встал, отплевываясь.
– Думаю, мы достаточно повалялись в темноте, – сказал он. – Может, посмотрим, как там гусь?
Гусь аппетитно шипел на огне. Катса ткнула в него ножом, и мясо легко отделилось от кости.
– Готов, – оценила она. – Давай я отрежу тебе ножку.
Когда она подняла глаза на По, он стягивал через голову мокрую рубашку. Катса приказала себе очистить разум. Очистить до состояния белого листа бумаги, неба без единой звезды. Он подошел к костру и присел перед ним, вытер мокрые руки и стряхнул воду в огонь. Она уставилась на гуся и принялась сосредоточенно отрезать ножку, мысленно представляя самое пустое выражение на самом пустом лице, какое только могла себе представить. Подумала о том, что вечер выдался прохладный. Подумала, что гусь получился шикарный и нужно съесть как можно больше, – нельзя разбрасываться едой.
– Надеюсь, ты голоден, – сказала она ему. – Не хочется, чтобы такой гусь пропал.
– Умираю от
