По-видимому, он собирается сидеть у костра голый по пояс, пока не высохнет. Катсе бросился в глаза рисунок у него на руке, и она, глубоко вздохнув, представила себе пустую книгу, в которой были одни чистые страницы. Но тут ее внимание привлек такой же рисунок на другой руке, и любопытство взяло верх. Не в силах удержаться, она покосилась на руки. Это было не страшно, это было нормально. Ведь нет ничего плохого в том, чтобы заинтересоваться этими странными знаками, нарисованными у него на руках. Темные широкие полосы, словно ленты, обвивали руки там, где мускулы плеча переходили в мускулы руки. Ленты, по одной на каждой руке, были разрисованы сложным узором, возможно разноцветным – в свете костра трудно было разглядеть.
– Это лионидское украшение, – пояснил он, – как кольца в ушах.
– Но из чего оно? – спросила Катса. – Это краска?
– Что-то вроде пигмента.
– И не смывается?
– Годами.
Покопавшись в одной из сумок, По вытащил сухую рубашку. Пока он надевал ее через голову, Катса представляла себе огромное поле чистого белого снега, а потом с облегчением вздохнула и протянула ему гусиную ножку.
– Лионидцы обожают украшения, – сказал он.
– А женщины носят такие рисунки?
– Нет, только мужчины.
– А простолюдины?
– Все.
– Но их ведь никто никогда не видит, – сказала Катса. – Лионидская мужская одежда не открывает руки до плеча, так ведь?
– Нет, – согласился По. – Не открывает. Это украшение мало кто видит.
В его мерцающих от пламени глазах мелькнула улыбка.
– Что? Чего ты ухмыляешься?
– Предполагается, что это украшение – для моей жены.
Катса чуть не уронила нож в огонь.
– У тебя есть жена?
– Великие моря, нет! Ты что, Катса? Не думаешь, что я бы о ней упомянул?
Он рассмеялся, и она фыркнула:
– Никогда не знаешь, о чем ты решишь упомянуть, а о чем нет, По.
– Они предназначены для глаз моей предполагаемой жены.
– И кто ею будет?
Он пожал плечами:
– Я никогда не думал о том, чтобы жениться.
Катса перешла на его сторону костра, отрезала себе другую гусиную ножку, вернулась обратно и снова села.
– Тебя не заботят твой замок и владения? Наследники?
По снова пожал плечами:
– Не настолько, чтобы я решил соединить жизнь с человеком, с которым не хочу соединяться. Мне вполне нравится жить самому по себе.
Катса была удивлена:
– Я представляла тебя более… светским человеком, особенно в собственной стране.
– Когда я в Лиониде, я прилагаю большие усилия, чтобы вписать себя в нормальное общество, когда нужно. Но это притворство, Катса, это все притворство. Скрывать мой Дар очень тяжело, особенно от семьи. Когда я приезжаю в город отца, какая-то часть меня просто ждет, когда же можно будет снова отправиться путешествовать. Или хотя бы вернуться в мой собственный замок, где я останусь наедине с собой.
Это чувство она прекрасно понимала.
– Наверное, если ты женишься, то только на такой женщине, которой можно будет доверить правду о твоем Даре.
Он усмехнулся:
– Да уж… Женщине, которую я выберу в жены, придется отвечать кое-каким не самым реальным требованиям. – Он бросил кости в огонь, отрезал себе еще один кусок мяса и подул на него, чтобы остудить. – А ты, Катса? Своим отъездом ты ведь разбила сердце Гиддону, а?
Одно его имя наполнило ее раздражением.
– Ох, Гиддон. Неужели ты сам не видишь, почему я не захотела за него выходить?
– Я вижу тысячу причин не выходить за него, но не знаю, какую выбрала ты.
– Даже если бы я хотела выйти замуж, за Гиддона бы не вышла, – сказала Катса. – Но я не хочу замуж вообще. Странно, что ты об этом не слышал, хоть и гостил при дворе довольно долго.
– О, я слышал. А еще я слышал, что ты – бессердечный палач и что Ранда держит тебя под башмаком. Но оба этих слуха оказались враньем.
Улыбнувшись, она бросила кость в огонь. Одна из лошадей фыркнула. В воду прыгнуло какое-то маленькое существо, и волны с плеском сомкнулись над ним. По телу Катсы разлилось тепло и удовлетворение от сытного ужина.
– Однажды мы говорили о браке с Раффином, – сказала она. – Ему совсем не улыбается жениться на какой-нибудь аристократке, у которой все мысли о золоте и о короне. Но конечно, на ком-то жениться ему придется, у него нет выбора. Жениться на мне было бы не самым плохим выходом из положения. Мы дружны, я не буду отрывать его от экспериментов, а он меня – от Совета. Он не ждет, что я буду развлекать его гостей.
Она подумала о Раффине, как всегда склонившемся над книгами и колбами. Наверное, прямо сейчас они с Банном тоже заняты каким-нибудь экспериментом. К тому времени как она вернется, он уже будет женат на какой-нибудь даме. Ему придется жениться, а ее не будет рядом, чтобы дать ему выговориться, не будет рядом, чтобы высказать свое мнение, если он захочет его узнать. А он всегда хотел знать ее мнение.
– В конце концов, – сказала она, – мы решили, что об этом не может быть и речи, только посмеялись, потому что я не могла даже подумать об этом всерьез. Я бы никогда не согласилась стать королевой. А Раффину нужны будут дети, на что я бы тоже ни за что не пошла. И я не желаю быть привязанной к кому-то, пусть даже к нему. – Она посмотрела в огонь и вздохнула от сочувствия к Раффину, чьи обязанности были так тяжелы. – Я очень надеюсь, что он влюбится в какую-нибудь женщину, которая будет счастлива стать королевой и матерью. Так будет лучше всего. И пусть она родит ему целый выводок.
По кивнул в ее сторону:
– Ты не любишь детей?
– Мне нравятся дети, которых я знаю. Просто я не хочу своих. У меня не возникает желания их нянчить. Это трудно объяснить.
Катса вспомнила, как Гиддон сказал, что все изменится, – словно знал, что́ у нее в сердце, словно имел об этом хоть малейшее представление. Она выбросила в костер вторую косточку и отрезала от гуся еще кусок мяса. Почувствовав взгляд По, она, хмурясь, подняла голову.
– Почему у тебя такой взгляд? – спросил он. – Ведь вроде бы ты на меня ни за что не сердишься.
Она улыбнулась:
– Я просто подумала, что Гиддону от такой жены, как я, было бы одно огорчение. Интересно, он догадался бы, что к чему, если бы я растила в саду водяной паслен? Или просто подумал бы, что это очень мило и по-семейному?
По выглядел озадаченным:
– А что такое водяной паслен?
– Не знаю, может, у вас в Лиониде он называется по-другому. Это маленький пурпурный цветок. Если женщина ест его листья, она не может понести.
Они закутались в одеяла и улеглись перед догорающим костром. По широко, сладко зевнул, но Катсе совсем не хотелось спать. Ей пришел в голову вопрос, но она не хотела мешать По, если он почти уснул.
– Что,
