– По, – позвала она, когда ее пронзила очень ясная мысль.
– В лекарствах, – прошептал По. – Там есть водяной паслен.
И его руки, его губы, его тело вернули ее в забытье. Они опьянили ее – он опьянил, – и каждый раз, как его глаза, сверкая, заглядывали в ее, Катса забывала, как дышать.
Она была готова к боли, когда та пришла, но ахнула от ее остроты – ощущение было совсем не похоже на ту боль, с которой она была знакома. Поцеловав ее, По замедлил темп, почти остановился, но Катса засмеялась и сказала, что на этот единственный раз согласна примириться с болью и кровью. Он улыбнулся ей в шею и снова поцеловал, и сквозь боль она двигалась вместе с ним. Постепенно боль превратилась во все возрастающее тепло, от которого перехватило дыхание. И вдруг нечто невыразимое заставило ее забыть о дыхании, боли и рассудке, унесло их далеко-далеко, так что не осталось ничего, кроме ее тела и его тела, и костра, и пламени, которое рождалось меж ними.
А потом они лежали, согретые друг другом и теплом огня. Катса гладила его нос и губы, играла с кольцами в ушах, а он обнимал и целовал ее, и глаза его мерцали.
– Как ты? – спросил По.
– Вроде бы осталась собой, – рассмеялась она. – А ты?
– Я очень счастлив, – улыбнулся он.
Она провела пальцем по линии его подбородка до уха и вниз к плечу, коснулась татуировок, овивавших руки.
– Раффин тоже знал, что все так будет, – проговорила она. – Похоже, только я одна ничего не подозревала.
– Из Раффина получится отличный король, – сказал По, и она снова рассмеялась, устроившись головой на сгибе его руки.
– Давай завтра попробуем ехать быстрее, – попросила Катса, вспомнив о не таких хороших королях.
– Хорошо. Тебе еще больно?
– Нет.
– Как думаешь, почему так получается? Почему женщинам больно?
На это ответа у нее не было. Так обычно бывает – вот и все.
– Дай я вымою твою рану.
– Сначала я вымою тебя.
Она поежилась, когда По разомкнул объятия и пошел к костру, чтобы принести воды и чистой ткани. Он наклонился к огню, и свет с тенью затанцевали на его теле. Он был прекрасен; Катса подумала об этом с восхищением, и он ухмыльнулся. «Почти так же прекрасен, как тщеславен», – подумала она тогда, и По расхохотался.
Промелькнула мысль, что она, наверное, должна бы чувствовать себя неловко – лежа здесь, разглядывая его, дразня. После того, что они сделали, после того, чем стали. Но, совсем наоборот, это было уютно и естественно. Это было неизбежно. И только совсем чуточку – страшно.
Глава двадцать первая
Бывало, они подолгу вели беседы, в которых Катса не произносила вслух ни единого слова. По чувствовал, когда она собиралась с ним заговорить, а когда хотела что-то рассказать, его Дар подсказывал, что именно. Им показалось, что эту способность было бы полезно потренировать. А Катса обнаружила, что чем легче ей становится открывать ему свой разум, тем проще его и закрывать. Выходило не слишком удобно, потому что, закрывая какую-нибудь мысль от По, приходилось и самой от нее отгораживаться, но все-таки это был шаг вперед.
Оказалось, что Катса прилагала бо́льшие усилия к составлению мысленных посланий, чем По – к их получению. Первое время она старалась думать одно слово за другим, как если бы говорила вслух, но без звука. «Хочешь остановиться и отдохнуть? Поймать нам что-нибудь на ужин? У меня вода кончилась».
– Я тебя, конечно, понимаю, когда ты все «проговариваешь», – объяснил он, – но не нужно так напрягаться. Образы тоже подойдут, и чувства тоже, и мысли, не составленные в предложения.
Это тоже оказалось сложным. Катса боялась, что он не поймет, и поначалу зрительные образы подбирала так же тщательно, как слова. Рыба над костром. Ручей. Травы, водяной паслен, который ей нужно было есть вместе с ужином.
– Катса, если ты просто откроешь мне свою мысль, я ее увижу – не важно, в каком она виде. Если ты хочешь, чтобы я знал, я узнаю.
Но что это значит – открыть ему мысль? Хотеть, чтобы он узнал? Она попробовала просто мысленно звать его, когда нужно было что-то сообщить. «По». А потом предоставляла ему самому находить нужную мысль.
Это, казалось, работало. Катса постоянно тренировалась и мысленно общаться с ним, и закрываться, и постепенно разум ее расслабился.
Однажды дождливым вечером, сидя у костра в самодельном шалаше из веток, она попросила разрешения посмотреть на его кольца. По протянул ей ладони, и Катса начала считать. На правой руке – шесть гладких золотых колец разной ширины. На левой – одно гладкое золотое, одно тонкое, с инкрустацией из серого камня по центральной линии, одно широкое и тяжелое, с сияющим остроконечным белым камнем – должно быть, это оно поцарапало ее тем вечером на стрельбище, – и еще одно простое золотое, но все покрытое узором, в котором Катса узнала татуировку на руках По. Осененная догадкой, она спросила, не несут ли кольца какого-нибудь скрытого смысла.
– Да, – ответил он. – Все кольца лионидцев что-нибудь значат. Это, с гравировкой, – кольцо седьмого сына короля, кольцо моего замка и моего титула. Оно обозначает мое наследство.
«Значит, у всех твоих братьев разные кольца и разные знаки на руках?»
– Да.
Она коснулась пальцем большого, тяжелого кольца с граненым белым камнем. «Это кольцо короля».
– Да, это кольцо символизирует моего отца. А это, – сказал он, указав на тонкое кольцо с серой полосой, – мою маму. Гладкое – кольцо дедушки.
«Он никогда не был королем?»
– Королем был его старший брат. Когда тот умер, он мог бы править, если бы захотел. Но его сын, мой отец, был молод, крепок и решителен, и дедушка, тогда уже старый и слабый, передал власть сыну.
«А мать твоего отца и родители матери? У тебя есть кольца для них?»
– Нет. Они уже умерли. Я их никогда не видел.
Она взяла его правую руку. «А эти? На этой руке тебе для колец даже пальцев не хватает».
– Это кольца в честь моих братьев, – объяснил он. – По одному на каждого. Самое широкое – для старшего, самое тонкое – для младшего.
«Значит, все твои братья носят еще более тонкое кольцо в честь тебя?»
– Верно, и моя мама, и дедушка, и отец.
«Твое кольцо самое тонкое только потому, что ты младший?»
– Так принято, Катса. Но у них оно не такое, как остальные. В него вставлены крошечные камни, золотой и серебряный.
«Как твои глаза».
– Да.
«Из-за Дара тебе полагается особенное кольцо?»
– В Лиониде Одаренных почитают.
Для Катсы такая мысль была неожиданна. Оказывается, есть народ,
