По улыбнулся:
– К счастью, нет. Но в честь собственной жены у меня было бы кольцо, и если бы у нас были дети, я бы носил по кольцу в честь каждого. У моей матери четверо братьев, четыре сестры, семеро сыновей, родители и муж. Она носит девятнадцать колец.
«Это сумасшествие. Она вообще может шевелить пальцами?»
– У меня с этим проблем нет. – Он поднес ее руки к губам и покрыл костяшки пальцев поцелуями.
«Меня никто не сможет заставить носить столько колец».
По засмеялся и, перевернув ее руки, поцеловал ладони и запястья.
– Тебя никто не сможет заставить делать что-то, чего ты не хочешь.
И тут вступил в дело Дар По, точнее, та его часть, которая в последнее время начала нравиться Катсе все больше: он знал без слов, чего она хочет. С плутовской улыбкой По опустился перед ней на колени, обнял за талию и, притянув к себе, принялся ласкать губами ее шею. Катса затаила дыхание, забыв обо всех возражениях, и наслаждалась холодком золота на лице и на коже от его прикосновений.
– Все эти раны у животных в приюте от самого Лека? – спросила она однажды в пути. – Как думаешь?
Обернувшись, По взглянул на нее:
– Я понимаю, это ужасное обвинение. Но мне кажется, что да. И еще меня беспокоит болезнь, о которой говорил тот торговец.
– Думаешь, Лек их убил?
По пожал плечами и ничего не ответил.
– Может быть, королева Ашен заперлась, поняв, что у него есть Дар?
– Это мне тоже приходило в голову.
– Но как она могла догадаться? Разве она не должна быть околдована?
– Понятия не имею. Может, он слишком далеко зашел в своей жестокости, и ее разум на какое-то мгновение прояснился. – Он поднял рукой ветку, мешавшую проехать, и пригнулся. – Должно быть, его Дар не всесилен.
Или, возможно, у него нет Дара. Может быть, это всего лишь нелепое предположение, за которое они ухватились в отчаянной попытке объяснить необъяснимые вещи.
Но ведь правители Монси умерли, и ни у кого и мысли не возникло о чем-то дурном. А теперь король похитил принца Тилиффа, и никто даже не подумал его заподозрить.
Одноглазый король.
У него должен быть Дар. А если нет, тогда это что-то противоестественное.
Тропа становилась все более узкой и заросшей, и теперь они чаще вели лошадей под уздцы, чем ехали верхом. В какой-то момент листья на всех деревьях, словно сговорившись, поменяли цвет на рыжий, желтый, красный, багровый и коричневый. Через один или два дня на пути возникнет тот самый постоялый двор, на котором придется оставить лошадей, и дальше их ждет подъем по крутой горной тропе, с вещами на спине. По предупредил, что в горах лежит снег и путешественники встречаются очень редко. Двигаться придется осторожно, опасаясь бурь.
– Ты ничуть не боишься, да, Катса?
– Не особенно.
– Это потому, что тебе никогда не бывает холодно, к тому же ты можешь поймать медведя голыми руками и в любую метель разжечь костер даже из сосулек.
Она не рассмеялась, чтобы не поощрять его, но улыбку сдержать не сумела. Они разбили лагерь на вечер, и теперь Катса ловила рыбу. А когда она ловила рыбу, По всегда начинал ее дразнить, потому что она не закидывала леску, как сделал бы он, а снимала сапоги, подворачивала штанины и заходила в воду. Схватив рыбину, подплывшую достаточно близко, она бросала ее сидящему на берегу По, который, посмеиваясь, очищал и потрошил ее и составлял Катсе компанию.
– На свете не так уж много людей, у которых реакция быстрее, чем у рыбы, – заметил он.
Катса нацелилась на серебристо-розовый отблеск, промелькнувший у лодыжек, и через мгновение бросила По еще одну рыбину.
– На свете не так уж много людей, которые знают, что у лошади камень застрял в копыте, даже если нет никаких признаков. Может быть, для меня добыть себе ужин так же легко, как убить человека, но, по крайней мере, я не умею разговаривать с лошадьми.
– Я тоже не умею. Просто в последнее время я начал чувствовать, если они хотят остановиться. А уж остановившись, причину найти несложно.
– Ну все равно, мне кажется, не тебе удивляться моему Дару.
Усмехнувшись, По оперся на локти.
– Я не удивляюсь твоему Дару. Мне просто кажется, что ты неправильно его понимаешь.
Катса протянула руку к темной вспышке в воде и бросила на берег еще одну рыбину.
– И как же его нужно понимать?
– Вот этого я не знаю. Но Дар убивать не объясняет все твои умения. То, что ты никогда не устаешь, не чувствуешь холода и голода.
– Я устаю.
– И не только это. Ты можешь разжечь огонь даже в ливень.
– У меня просто больше терпения, чем у других.
– Конечно, – фыркнул По. – Терпение – вообще одно из твоих основных качеств.
Он увернулся от рыбины, которая летела прямо ему в голову, и снова уселся, смеясь.
– Твои глаза так ярко горят, когда ты стоишь в воде, а в лицо тебе светит заходящее солнце, – сказал он. – Ты прекрасна.
«Прекрати».
– А ты смешон.
– Вылезай, тигрица. Рыбы уже достаточно.
Она побрела к берегу. Подойдя к кромке воды, По поднял Катсу и поставил на мох. Они собрали рыбу и вместе пошли к костру.
– Я устаю, – сказала Катса. – И чувствую холод и голод.
– Ладно, если ты настаиваешь. Но попробуй сравнить себя с другими людьми.
Сравнить себя с другими людьми.
Усевшись, Катса принялась вытирать ноги.
– Будем сегодня тренироваться? – спросил По.
Она рассеянно кивнула.
Напевая себе под нос, он нанизал рыбу на вертел, вымыл руки и только тогда бросил поверх костра на Катсу мерцающий взгляд. Она все сидела, задумавшись… размышляя о том, что получится, если сравнить ее с другими людьми.
Ей и вправду иногда бывало холодно. Но она не страдала от холода, как другие. И голод тоже иногда чувствовала, но могла долго не есть и не слабела от этого. Честно признаться, она вообще не могла припомнить, чтобы по какой-либо причине чувствовала слабость. И не помнила, чтобы когда-нибудь болела. Хорошенько подумав, Катса уверилась окончательно – у нее никогда в жизни даже простуды не было.
Взгляд ее не отрывался от пламени костра. Все это немного странно, нельзя не согласиться. И это еще не все.
Она сражалась, ездила верхом, бегала и даже падала, но на коже почти никогда не было синяков и царапин. Она никогда ничего себе не ломала. И не мучилась от боли, как другие люди. Даже когда По бил очень сильно, справиться с болью было несложно. Если говорить честно, приходилось признаться: Катса никогда особенно не понимала, что имеют в виду люди, когда жалуются на боль.
Она не уставала, как другие. Ей не нужно было много спать. Чаще всего она заставляла себя спать только потому, что
