– Это вы говорите по-кантабрийски? – заговорил он густым, но хрипловатым басом. – Мне никто не может объяснить, что случилось с Пером.
Знакомое имя на секунду оглушило девушку, но она быстро взяла себя в руки – в бинтах лежит вовсе не светловолосый мальчишка, Пер Петит далеко отсюда, в безопасности.
– Доктор тоже говорит, – кашлянув, возразила Чайка, с трудом удерживаясь от того, чтобы одернуть чепчик и скрыть приметный шрам на виске. – Но он спит в своем кабинете после смены и операции. Разбудить его?
– К чему же, – произнес Борислав, внимательно глядя ей в лицо пронзительными карими глазами. – Вы вполне мне подходите.
В этот момент обожженный Пер пошевелился и тихо застонал.
– Прошу прощения. – Чайка опустила глаза и склонила голову. – Я должна…
– Конечно.
Дон посторонился, чтобы она могла пройти, и прислонился к стене, скрестив на груди мощные руки с закатанными рукавами.
«Точно у дровосека или мясника, – отметила про себя девушка. – И шея бычья».
Все время, пока Чайка поила больного из специальной чашки с носиком, чтобы тот не пролил отвар на подбородок и забинтованную грудь, она ощущала спиной изучающий взгляд Борислава. То был не липкий взгляд, от которого хочется поскорей отмыться, но она была слишком напугана, чтобы чувствовать себя польщенной.
Не оборачиваясь, она рассказала все, что знала о больном и о той веской причине, лишившей человека Дона руки, которую доктор никак не мог спасти. Борислав слушал молча, не перебивая и не задавая вопросов. Это и к лучшему – она бы не смогла ответить подробнее.
– Что красивая девушка из Галлии делает на Берегу Контрабандистов?
Треклятый акцент, ничем его не вытравить. Порой она пользовалась им, чтобы сбить других игроков с толку, но в обычной речи он был почти неразличим.
– Скрывается от закона, что же еще, – с перепугу огрызнулась Чайка и тут же пожалела об этом. Ладони взмокли, и она чуть не выронила чашку.
К ее удивлению, Милошевич только хмыкнул.
– Да, можно было и догадаться. – Он похлопал себя по карманам. – Оставь его, выйдем. Есть разговор.
– Я на работе, меня больные ждут.
– Подождут, – отрезал Борислав и приглашающе кивнул на дверь.
Никто даже не попытался ее остановить, когда она покинула больницу.
У ворот стоял блестящий, как жук, темно-зеленый паромобиль. За рулем сидел дюжий ибериец в очках от пыли и перчатках с обрезанными пальцами. Борислав взял с сиденья замшевую куртку, покопался в карманах и извлек золотой портсигар, украшенный брызгами изумрудов. Чайка присвистнула. Непростая вещичка – золотой и изумрудный были цветами монархов Кантабрии.
– Угощайся. – Борислав протянул ей открытый портсигар, а после поднес газовую зажигалку.
Табак был чудесный, но Жизель до сих пор не знала, что от нее нужно местному Дону, а потому выжидающе теребила подожженную папиросу между пальцев. От мобиля тянуло раскаленным металлом и немного – расплавленной резиной.
– Давно в Иберии, кроха?
– Не то чтобы долго. Но достаточно, чтобы соображать, что к чему, – уклончиво ответила она. На снисходительное «кроха» Чайка решила не обращать внимания. Из-за малого роста ее называли и похуже.
– Соображаешь, значит? Это хорошо. Мне нужны сообразительные. Будешь на меня работать?
Было непохоже, что он подозревал ее в чем-то, и Жизель почувствовала себя увереннее.
– Это кем же? Сиделкой или руки в шестерни пихать за миску чечевицы?
– Нет уж, – хохотнул Борислав. – Для такой работы у меня людей хватает. Мне нужна мелкая пичужка вроде тебя.
– Я таким не промышляю. Ни по домам не шарю, ни по карманам, – нахмурилась Жизель, уперев свободную руку в бедро, а Борислав ухмыльнулся в ответ. Что его так забавляет? Ее внешность, голос или слова? Или он просто охотник за юбками вроде доктора Питы?
Под его горячим взглядом она не сдержалась и выпалила:
– Я вообще честная девушка!
– Честная девушка не увидела бы намека. – В глазах Дона не было ни капли осуждения. – Но нет, штатная воровка мне тоже ни к чему.
– Что тогда? – буркнула Чайка.
– Предлагаю обсудить за ужином, как серьезные люди.
«Бабник, так и знала!»
– Я с вами никуда не пойду. – Она задрала голову, чтобы посмотреть ему в лицо, отчего у нее слегка потемнело в глазах – сказывались бессонные и голодные сутки.
– Уверена? Девушке вроде тебя необходим покровитель. И работа по талантам. Что скажешь?
Жизель разозлилась не на шутку.
– Ищите доступную женщину в другом месте!
Она развернулась на каблуках и зашагала обратно в больницу, где из зарешеченного окна приемной таращились две пациентки-старухи и медсестра. Прекрасно, она как раз собирается покинуть эту выгребную яму под названием «Больница доктора Питы».
За спиной раздавался бас Милошевича:
– Ты не так поняла! Что за… Обидчивая, как актриска! Ничего, вот понадобится моя помощь, сама будешь разыскивать. Сама работу попросишь!
– Никогда, – она ответила так тихо, что никто не услышал.
Через четверть часа Чайка уже покидала больницу с деньгами и в собственной одежде. Сразу же после разговора с Доном она ворвалась в кабинет Питы, застав того врасплох, и заспанный доктор быстро рассчитал ее, чтобы отделаться. Плату за лечение Вербера вычел тут же, даже не подумав сделать скидку.
Она прошлась до рыночной площади, купила фунтик табака, сырную лепешку с чесноком и два больших апельсина. Остатки денег невесело позвякивали в глубоком кармане льняной юбки. Затем спустилась к белому пляжу, где покачивались на мелководье рыбацкие лодки, сняла ботинки и уселась на камень, зарывшись ступнями в песок.
Чайка с наслаждением впилась зубами в лепешку. Все не так уж плохо.
Домой она вернулась, когда солнце уже покатилось в волны. Дедуля Сальвадор сидел у дверей своей хижины на отшибе и слепо таращился в летний сумрак. Жизель молча вложила в его смуглую руку один из апельсинов, точно так же как в первый день, похлопала по плечу и скользнула в тихую прохладу жилища. Там на узкой лавке девушка укрылась старым сливовым пиджаком отца и провалилась в черный сон, который не отпускал ее до следующего вечера.
***«Никогда» наступило очень скоро, как только Чайка пересчитала оставшиеся песо. Их было унизительно мало. Она отругала себя за нетерпение – надо было хотя бы выслушать Милошевича до конца.
Если уж он не в курсе, что в Иберию Чайка прибыла под флагом и по поручению Крысиного Короля, то она могла бы заручиться его поддержкой и обменять гульдены. Не все, только малую часть, чтобы убраться подальше. Если Борислав имел в виду не воровство и не постель – она способна почти на все.
Еда заканчивалась. Ее никогда не было с избытком или хотя бы вдоволь, но теперь даже мыши не пытались найти пропитание в доме старика.
Перед Чайкой стоял выбор, и был он невелик: поменять купюру в пятьдесят или сто гульденов, отправиться искать Дона или пойти к скупщику краденого?
В какой-то момент она испытала
