– Идите, сын мой. И держите меня в курсе дела.
– Всенепременно, – пообещал я, поцеловал епископский перстень и покинул кабинет.
Бродить по темным улицам не хотелось, но и отложить до утра столь важное поручение я позволить себе не мог. Выйдя за ворота епископской резиденции, поправил ножны с кинжалом, обреченно вздохнул и зашагал в сторону городской площади с твердым намерением идти по освещенным улицам и путь через глухие переулки не срезать.
На мое счастье, владельцы домов в центре города с наступлением сумерек зажигать фонари не забывали, да и час был не самый поздний; до лавки братства святого Луки удалось добраться без приключений. И все же я испытал немалое облегчение, когда закрывшаяся за спиной дверь отгородила от меня мрак осеннего вечера.
– Уф… – тихонько выдохнул я и окинул быстрым взглядом обстановку торгового зала.
Ярким бездымным пламенем горели светильники; загадочно и маняще посверкивали укрытые за толстыми стеклами витрин самоцветы. Прилавки вдоль левой стены занимали обереги, призванные привлекать к своим владельцам удачу, защищать от сглаза и порчи, дарить здоровье и долголетие. Стоили они, на мой взгляд, неоправданно дорого.
Впрочем, представленные в лавке заготовки для самостоятельного изготовления амулетов, замысловатые сосуды из алхимического стекла и напитанные эфиром янтарные бусины, изготовлением коих и славились среди знающих людей братья, задешево тоже не отдавали.
Да и с чего бы? На этом поприще конкурентов у мастеров братства попросту не было: никаким алхимикам не удавалось столь искусно сплавлять эфир с материальным носителем, ни один ритуалист не мог похвастаться столь ювелирной работой с вложением в амулеты долгосрочных чар.
Монах за прилавком смотрел на припозднившегося посетителя с доброжелательной улыбкой и от созерцания витрин не отвлекал, позволяя сполна насладиться блеском драгоценных камней и умиротворяющими эманациями сконцентрированного в украшениях эфира. Которые, к слову, прекрасно маскировали сложную систему охранных заклинаний, опутывавшую весь торговый зал.
Мельком глянув на витрину с волшебными жезлами, я подошел к прилавку, и монах счел нужным прервать затянувшееся молчание.
– Вижу, сеньор уже бывал у нас раньше, – сказал он, приметив четки. – Ищете что-то конкретное?
– Не сейчас, – покачал я головой и положил ладони на столешницу, демонстрируя университетский перстень. – Сейчас меня интересует консультация.
– Позвольте осведомиться, магистр, какого рода информацию вы желаете получить?
Я не стал отделываться полунамеками и ответил предельно прямо:
– Мне в руки попал пергамент с записями на некоем мертвом языке из библиотеки монастыря Святого Иоганна.
Монах мигнул, затем неуверенно покачал головой:
– Сожалею, но сейчас здесь нет никого, кто мог бы побеседовать с вами на эту тему.
– Просто доведите мое сообщение до тех, кто на это способен. Какое-то время я еще пробуду в городе. Улица Камнетесов, дом мастера Рогге. Спросить магистра вон Черена.
– Хорошо, магистр. Я сообщу о вашем интересе.
Кому именно – монах говорить не стал. А я не стал спрашивать. Просто нахлобучил на голову шляпу и вышел в ночь.
Мирской представитель братства посетил ранним утром следующего дня, едва только я продрал глаза.
– Магистр вон Черен? – уточнил пожилой худощавый сеньор в неброской одежде.
Он и сам был какой-то неброский и серый: тусклые глаза, мышиного цвета волосы, бледная кожа. Не человек, а моль. Отвернешься и уже не вспомнишь, как выглядел.
Я изучил серебряный нагрудный знак с символикой братства святого Луки и посторонился, запуская гостя в квартиру. Тот переступил через порог и без обиняков заявил:
– Мое имя вам ничего не скажет, предлагаю отбросить пустые формальности. Не против?
Такой подход устраивал меня целиком и полностью; я кивнул:
– Ни в коей мере.
Официал братства окинул быстрым взглядом гостиную и перешел прямо к делу:
– Вам в руки попали документы из места, ныне известного как монастырь Святого Иоганна, могу я на них взглянуть?
– Вы знаток древних языков?
– Нет, но я должен убедиться, что вы не тратите время братства попусту. Это входит в мои обязанности.
Я покачал головой:
– Не сказал сразу, но записи защищены вложенной в них формулой призыва потусторонних сущностей. Помимо знания языка, человек должен обладать определенными познаниями в тайных искусствах.
Сеньор взглянул на меня снисходительно, как смотрят на малолетнего обманщика.
– И какова цена этого, с вашего позволения, кота в мешке? – спросил он с нескрываемым скептицизмом.
Я не собирался запускать руку в казну братства, и потому мой ответ собеседника если и не обескуражил, то серьезно удивил.
– В обмен потребуется формула призыва, зашифрованная в записях.
Официал братства взглянул на меня как-то по-новому.
– Опасное знание, – сухо произнес он.
Я рассмеялся:
– Всецело солидарен с вами и с пониманием отнесусь к желанию уведомить об этом интересе Вселенскую комиссию.
Сеньор кивнул и потер мочку уха.
– Что ж, это все чрезвычайно интересно, магистр. Но мне понадобится что-то кроме голословных утверждений. В конце концов, надо определиться с языком…
Я протянул листок с выписанными отцом Олафом строчками; официал братства внимательнейшим образом изучил его, затем спросил:
– Присутствуют слова на староимперском?
– Вкраплениями.
– Текст дополнен ими позднее?
– Полагаю, он был таким изначально.
Мой гость задумчиво кивнул и спросил:
– Могу я оставить это себе?
– Разумеется.
Сеньор сложил листок и с показной небрежностью сунул его за обшлаг камзола. Меня этот жест нисколько не обманул; не знаю, что именно привлекло внимание официала, но наживку он заглотил вместе с крючком.
– Вы же понимаете, что подобную сделку невозможно оформить юридически? – спросил напоследок официал.
– Поверю вам на слово. Нам ведь нет смысла обманывать друг друга? – беспечно улыбнулся я и, поскольку из деканата уведомили, что свободного времени в расписании для моих лекций не предвидится до кануна праздника вхождения пророка в Ренмель, предупредил: – Пробуду здесь до конца седмицы. Дальше ищите меня в Мархофе.
– До вас доведут решение в ближайшее время, – пообещал официал и отправился восвояси.
Не стал задерживаться в квартире и я. Взял шляпу и дошел до городской площади. В преддверии праздников там устанавливали торговые палатки, плотники сколачивали сцену, красовались перед зеваками жонглеры бродячего цирка.
Небо за ночь прояснилось, от мерзкой мороси не осталось и следа, заметно потеплело. Чахнуть над пыльными томами в библиотеке не хотелось, поэтому я накупил на рынке иссиня-черных слив, золотистых груш и краснобоких яблок, затем выбрал в лавке бутылку десертного ларгосского вина и вернулся домой. На крыше была обустроена небольшая терраса, там я и разместился. Грелся под неласковым осенним солнышком, пил вино, ел фрукты. Наслаждался жизнью и никуда не спешил.
На встречу с епископом отправился уже далеко за полдень, предварительно плотно отобедав, и не прогадал: пусть его преосвященство и был чрезвычайно заинтересован в успехе моей миссии, но без двухчасового ожидания в приемной все равно не обошлось.
После затянувшейся встречи идти в библиотеку оказалось слишком поздно, вместо этого я какое-то время глазел на цирковое представление, а стоило только опуститься на город сумеркам, вернулся на квартиру и лег спать.
Отец Маркус на следующее утро моему появлению в библиотеке нисколько не обрадовался, напротив, скривился, как от зубной боли. Явно не ожидал, что подвергнутые цензуре «Имена всех святых» способны представлять интерес для