– Дай мне руку!
Старик, не говоря ни слова, протянул ей руку. Девушка ножичком надрезала ему кончик среднего пальца и выдавила каплю крови. Она размазала кровь по чистой странице блокнота.
– Карралис!
Друид тоже без разговоров протянул руку. Полли повторила ту же процедуру и смешала две капли крови на страничке.
– Это печать и знак наших условий мирного договора!
Полли вырвала страничку, потом взяла ножницы и аккуратно разрезала листок пополам, так что смешанная кровь оказалась на обеих половинках. Одну половинку Полли протянула Карралису, вторую – Тынаку. Потом взяла разрезанное пополам изображение Тынака, протянула ему одну половинку, вторую отдала Карралису.
– А это знак, что ты никогда не нарушишь мир. Ибо, если ты нарушишь его, у Карралиса есть твоя сила.
Тынак снова схватился за грудь, словно от боли.
– Карралис ни за что не причинит тебе вреда, – заверила его Полли. – Только ты сам можешь причинить себе вред. – Она почувствовала себя бесконечно усталой. – А теперь я хотела бы вернуться. Туда, за озеро.
Целитель ткнул ее в бок:
– За!
Полли слишком устала, чтобы думать о Закари.
– Что – «За»?
– Мы не решили вопрос с Закари, – напомнил ей епископ.
Полли привалилась к упавшему дубу. Она так устала, что уже на ногах не держалась.
– Ты попала сюда, – продолжал епископ, – к народу Дальнего берега Озера, из-за Закари. Однако теперь ты можешь забыть о нем, если хочешь.
– А что, можно, да? Правда? – Полли очень хотелось никогда больше не вспоминать о Закари. Но она оттолкнулась от поваленного дерева: – Давайте вернемся к нему. Я думаю, он до сих пор в шалаше.
Процессия двинулась назад через деревню. Зимний Иней и Черный Стриж поддерживали Клепа, чтобы он мог прыгать на здоровой ноге, не тревожа раненую. Люди начали один за другим появляться из своих шатров. Промытый дождем воздух был свеж и душист. На Полли теперь смотрели с изумленным благоговением.
Закари так и лежал скорчившись в шалаше. Полли опустилась на колени рядом с ним, дотронулась до его щеки и развернула голову так, чтобы заглянуть ему в глаза.
Закари крепко зажмурился.
Полли обернулась к епископу:
– Я думаю, у него нервный срыв. Я хочу сказать, мы ему ничем не поможем.
– Нет, – возразил епископ Колубра. – Никогда не говори так, Полли.
Целитель опустился на колени по другую сторону от Закари.
Закари всхлипнул.
– С алкоголиками часто бывает, – заговорил епископ, – что человек начинает приходить в себя только после того, как скатился на самое дно. Когда дальше идти некуда, кроме как вверх. Эгоизм Закари – это была зависимость не менее опасная, чем алкоголизм. – Он склонился над беспомощным молодым человеком: – Открой глаза!
Это прозвучало как приказ.
Веки Закари распахнулись.
– Сядь, – велел епископ. – Ты не безнадежен, Закари.
– Я готов был допустить, чтобы Полли убили! – простонал Закари.
– Но ведь когда дошло до дела, ты не стал молчать, Зак! – воскликнула Полли. – Ты пытался их остановить!
– Но было поздно… – У него хлынули слезы.
– Посмотри на меня! Я здесь! Никакого жертвоприношения не было!
Его испуганный взгляд наконец встретился со взглядом Полли.
– С тобой все в порядке?
– Да, все нормально. – Молодой человек выпрямился. – Я готов умереть, если это спасет тебя, серьезно, серьезно!
– Не надо умирать, Зак. Теперь на обоих берегах озера будет мир.
– Но что же я натворил… мне нет прощения… – Он обвел безумным взглядом Полли, Тынака, епископа.
– Закари, – заговорил епископ мягко, но убедительно, – Уильям Ленгленд, который писал около тысяча четырехсотого года, сказал: «И все зло в мире, какое человек способен сотворить или измыслить, пред милосердием Божиим не более как тлеющий уголь, брошенный в море».
Закари замотал головой:
– Я вышел за рамки… за рамки милосердия.
Он тяжело дышал, синева вокруг губ сделалась отчетливее. Целитель протянул руку и положил ладонь на грудь Закари. Так же, как в свое время Волчонок выровнял дыхание епископа, целитель выравнивал дыхание Закари.
– Помогите ему! – велел Тынак. – Если сейчас кто-то умрет, это будет дурным знамением.
Карралис опустился на колени, приподнял Закари и прислонил его к своей груди. Левой рукой друид поддерживал юношу, а правую сунул под мокрую одежду Закари и кивнул целителю. Старик расстегнул на Закари куртку и рубашку, обнажив грудь юноши. Затем его руки присоединились к рукам Карралиса, бережно паря над телом, как будто старческие пальцы к чему-то прислушивались. Карралис дышал медленно и ровно, так, чтобы обмякшее тело Закари, прижатое к сильному и здоровому телу друида, почувствовало и подхватило ритм. Карралис посмотрел на епископа:
– Помогайте, пожалуйста!
И епископ тоже опустился на колени и простер свои длинные тонкие пальцы над грудью Закари.
Целитель кивнул Полли.
Девушка последовала их примеру – и оказалась втянута в поток живительной силы, исходящей от целителя, Карралиса и епископа. Их руки, ни к чему не прикасаясь, бережно кружили над бледной, слабой грудной клеткой Закари. Полли снова ощутила это золотистое покалывание, а потом острая боль пронзила ее тело, будто молния, пронзила и ушла прочь, оставив слабость и дрожь. И снова вернулась золотистая теплота.
Руки Карралиса будто жили собственной жизнью. Они порхали в воздухе, как птичьи крылья, крылья Жар-птицы. Его глаза из безмятежно-синих сделались цвета пылающего золота, как камень в его гривне; чуть заметные морщины углубились, стали резче. Он оказался намного старше, чем думала Полли. Она чувствовала, что ее руки, ее глаза, ее разум, все ее тело захвачены той электрической энергией, которую Карралис, целитель и епископ посылали в тело Закари. Она чувствовала, как они исправляют его сердце – но далеко не только сердце. Исцеление протекало не только на физиологическом уровне – оно что-то меняло в самой сущности Закари.
Время замерцало и застыло. Полли не знала даже, дышит ли она, бьется ли ее сердце. Все сосредоточилось на Закари.
Тынак с шипением выдохнул, и время двинулось дальше. Полли ощущала ровное биение собственного сердца. Покалывающая теплота ушла из рук, но на этот раз руки не мерзли – они были теплые и сухие. Карралис сел на пятки, по-прежнему прижимая к себе Закари.
– Все хорошо! – выдохнул целитель.
– Все хорошо, – улыбнулся Карралис.
– Все хорошо, – подтвердил епископ, встав и глядя на Закари сверху вниз.
Полли села на пятки:
– Закари!
Синева у него на губах исчезла.
– Я… я… я… – пробормотал он.
– Тише, тише, – сказал епископ. – Не надо ничего говорить. – Он посмотрел на Карралиса: – Ну как его сердце?
– Сойдет, – ответил Карралис. – Бывает и лучше, но сойдет.
– Много силы, – вступил целитель. – Хорошая, добрая сила. – Он посмотрел на Ога, который сидел и наблюдал за ними, насторожив уши, на Луизу Большую: змея лежала смирно, свернувшись кольцом. – Все работают вместе. Хорошо!
– А что, я… я… я теперь здоров? – дрожащим голосом произнес Закари.
– Не то чтобы совсем здоров, – ответил епископ, – но вот Карралис говорит, что твое сердце еще послужит.
– Ага… да… – Щеки юноши слегка порозовели. – Я просто не знаю, что сказать…
– Не надо ничего говорить.
– Но
