Пернатое высотой сантиметров в пятнадцать издало свой первый крик и расправило крылья, словно целую вечность провело в неудобной позе. Подойдя к дыре, прогрызенной в Броне знаками-муравьями, птица пролезла внутрь.
Как в прошлый раз, когда Призрак преодолел первую преграду, графема Хагал засветилась красноватым нимбом и возвела вокруг Гиймо вторую энергетическую стену. Тогда деревянный орёл взлетел, уселся на стену и стал с клёкотом долбить её клювом. Гиймо затрясся и сжался в комок, обхватив руками колени. У него на глазах волшебная защита крошилась и трескалась, как стеклянная, издавая зловещий звон. В следующее мгновение очнулась черепаха…
Она была размером с маленькую сухопутную черепашку, двигалась так же медленно, водила туда-сюда головой, мигая веками. Потом разинула рот – и Гиймо решил, что сходит с ума: черепаха заговорила!
– Ах, как мне плохо, как плохо! Благодарю за пробуждение, за то, что разделяете мою боль!
И земляная черепаха устремила на Гиймо взгляд невероятной древности. Мальчик понял, что ему нечего, совершенно нечего противопоставить этому взгляду. Его сердце наполнилось величайшим отчаянием.
Жуткое существо пролезло в дыру под Бронёй Эгишжамур и медленно приблизилось к мальчику. Манназ тут же обволокла его защитным яйцом. Черепаха замерла. Гиймо мысленно обратился с мольбой ко всем пяти Силам, чтобы они не дали тварям приняться за оболочку графемы.
– Мне плохо, Гиймо, так плохо… А ты добрый, такой добрый! Ведь ты пробудил меня ото сна, чтобы переложить на свои плечи часть моего непосильного груза!
Мальчика охватила паника. Он уставился на черепаху – и всё понял. Понял, что тварь стара как мир, ибо она и есть этот мир! Или, по крайней мере, его душа. Она влачила на себе все его жестокости, всю боль. И сейчас вознамерилась переложить часть своих страданий на Гиймо. Его рассудок не вынесет этого! Он немедленно впадёт в безумие…
Мальчик издал страшный вопль.
– Ты недаром боишься… Но страх – ничто в сравнении с другим… У тебя будет время это осознать… много времени!
Земляная черепаха не пыталась проникнуть в космическое яйцо, она просто закрыла глаза. Гиймо сразу почувствовал, как что-то старается пролезть в его голову. Тейваз воспротивилась вторжению, но быстро отступила: такое ей было не под силу.
Тогда из глубины его существа на подмогу ринулись ещё две графемы. Первая звалась Ансуз, Влажная и Освобождающая, спасающая от страха смерти и открывающая последние внутренние возможности. Вторая – Эхво, конь и близнецы, духовная колесница.
Ансуз начала с того, что изгнала страх из сердца мальчика. Потом, мягко, но решительно ведомый графемой, Гиймо впал в экстаз, называемый колдунами одхр, который, впрочем, никому пока ещё не довелось испытать.
Наконец, чтобы защитить одхр Гиймо от натиска упорной черепахи, Эхво аккуратно завладела сознанием мальчика и увела его в сферу души, куда нет доступа никому и ничему, даже Силам.
Черепаха застонала громче. Она с болью взирала на Гиймо, скрестившего ноги и равнодушно уставившегося в потолок широко раскрытыми глазами.
– Тебя здесь нет… Тебя здесь нет, мой мальчик! Пусть кажется, что ты здесь!
Земляная тварь медленно развернулась, за ней последовали деревянный орёл и знаки-муравьи – они вернулись на каменный диск и расположились на нём спиралью.
Все снова застыли там, где их оставил Призрак. Орёл спрятал голову под крыло, черепаха – в панцирь.
Гиймо остался сидеть в яйце Манназ, за дрогнувшими, но устоявшими барьерами Эгишжамур и Хагал. Он был так же неподвижен, как диск, орёл и черепаха.
23. У костра
Тофан не помнил себя от счастья. Гонтран был божественным музыкантом! Пленительные мелодии, которые тот извлекал из ситары одного из воинов, переносили великана в страну Ис, неведомую, но становившуюся всё милее благодаря музыке. Воины, все в татуировках и шрамах, аккомпанировали Гонтрану хлопками грубых ладоней и улыбались так радостно, что одно это могло бы превратить вечер в праздник.
Юный музыкант и его друг Тофан встретились на Купеческом тракте утром, на третий день ожидания.
До этого Гонтран и Агата коротали время за беседой и играли в шахматы прямо на земле, расчерченной на клеточки: фигурами служили камешки и палочки. При этом они всматривались в торговые караваны, непрерывно тянувшиеся по дороге.
Как они и рассчитывали, в конце концов Гонтран увидел в медленно двигавшейся богатой повозке знакомую фигуру. Он радостно закричал и замахал руками, сильно удивив Тофана, который не поверил своим глазам. А вот Агата не особо обрадовалась появлению воина: ей уже понравилось быть вдвоём с Гонтраном.
Великан сгрёб мальчика в охапку, чуть не задушив. Два десятка воинов-северян, охранявших караван, сгрудились вокруг предводителя и разделили его радость, приветствуя Гонтрана могучими шлепками по спине.
Агата робко приблизилась. Её пугали эти воины с хищными повадками, одетые в кожу и сталь, со свирепыми татуировками и огромными мечами на спинах. Самым внушительным был Тофан: богатырский рост, серые глаза, лицо в шрамах, синие драконы на бритом черепе, рокочущий бас. При появлении девочки он отпустил несколько насмешливых реплик, но остальные воины встретили Агату, к которой вернулись её обычные самоуверенность и язвительность, радостными возгласами.
– Я тебе помогу, – сказал Тофан, выслушав Гонтрана. – Мои товарищи выберут сами, как поступить. Они свободные люди, не слуги. Но сначала нам придётся проводить этих купцов до места, ведь они оплатили наши услуги. Жди меня здесь, в роще.
Тофан сдержал слово и вечером следующего дня вернулся в сопровождении всех своих воинов.
Гонтран и Агата первыми, ещё до истечения пятого дня, вернулись на Серые холмы, где был назначен общий сбор.
– Как же я по тебе соскучился, музыкант! – признался Тофан, дослушав до конца балладу. – Никогда не встречал такого одарённого парня!
– Видишь, Гонтран, ты можешь сделать международную карьеру! – съязвила Агата.
– Смейся, смейся… – откликнулся мальчик и вдруг обратился к воинам на языке ска: – Друзья! А сейчас вам споёт милейшая Агата!
– Сдурел? – прошипела она, тараща глаза. – Никогда в жизни я не…
– Споёшь, споёшь! – перебил Гонтран. – Сыны Степей не любят ждать. Только помни: эти люди – меломаны. Если сфальшивишь, тебе несдобровать!
Агата посмотрела на него в упор, но так и не поняла, шутит он или говорит всерьёз. Что ж, была не была! Она никогда не отступала, не отступит и теперь!
Она попросила Гонтрана подыграть ей на ситаре, откашлялась и затянула грустную песню, хорошо известную в Ис: «Кто там идёт по лесу? Мать и дочь. Девочка
