— Саш, забери меня отсюда, пожалуйста, — голос дрожал, — Я так жалею, что уехала. Это ужас какой-то.
Она провела рукой по лицу, прерывисто вдохнула, проглатывая рыдания. Геллер потерял дар речи.
— Я не хочу ничего принимать. Кирилл… Он заставляет. Говорит, если бы я села на курс в этом году, то… Я отказалась. Но он говорит, контракт… И теперь придется. Саш, пожалуйста. Я не знаю, к кому еще обратиться. Может сможешь в клубе спросить, и меня восстановят? Все-таки постоянный клиент. Тебя там знают. Можно я снова буду твоим тренером? Пожалуйста…
Последние слова она буквально проскулила, вцепившись в Сашины руки изо всех сил. Настя заглядывала ему в глаза, как побитая собака. По щекам в два ручья текли слезы.
Саша стер влажные дорожки пальцами с ее лица.
— Я не продлевал карту в клубе, — признался Геллер, — Давно уже сам занимаюсь. Мне не нужен больше тренер, Насть.
Она сдавила его руки еще сильнее, а потом резко отпустила, развернулась, налетела на дверь, вцепилась в ручку, чтобы открыть. Саша поймал ее, не давая сбежать.
— Пусти. Отпусти меня, — кричала она, трепыхаясь в его руках.
— Никуда я тебя больше не отпущу, Сокол, — заявил Геллер до жути спокойным, уверенным тоном.
— Но… Я же не нужна тебе, — напомнила Настя.
— Мне не нужен тренер. Мне ты нужна.
Она замерла, подняла на него мокрые глаза, в которых плескалось недоверие и страх.
— Зачем? — выдавила Настя.
— Не знаю, — Саша пожал печами, улыбнулся, — Может, потому что я люблю тебя. Такая причина подойдет?
Глава 17. Инстинкты
Саша столько раз боялся нечаянно признаться Насте в своих чувствах. Он так часто проглатывал эти слова и вместо них шептал что-то банальное, почти глупое. Но как только признание сорвалось с его губ, стало так легко и спокойно. Словно избавился от ужасной тайны, страшного секрета, поделился важным знанием, которое слишком долго хранил в себе.
Густая тишина окутала их. Настя смотрела на Геллера, не моргая, не дыша, не двигаясь. Она словно превратилась в статую. Лишь слезы продолжали течь по ее щекам. Саша смахнул их пальцами, потом стер губами, заговорил тихо:
— Не надо плакать, Насть. Пожалуйста.
Но она разрыдалась еще сильнее. Обняла его крепко, вцепилась, словно не желала никогда отпускать.
— Ну, перестань, — продолжал уговаривать Геллер, гладя ее по волосам, покрывая поцелуями лицо, — Все будет хорошо, родная. Я люблю тебя.
Он снова сказал это и расплылся в улыбке. А Настя сквозь рыдания попросила:
— Повтори.
— Люблю тебя.
Он расцеловал ее лицо, собирая губами слезы, продолжая уговаривать:
— Не плачь. Пожалуйста, Насть. Не надо.
— Еще. Скажи мне еще.
— Люблю тебя, девочка. Люблю, люблю.
Она просила, и он говорил. Она притягивала его голову к себе, и он целовал. Она обнимала его крепко-крепко, не желая отстраняться ни на минуту. Ему это нравилось.
Саша не заметил, как увлекся поцелуями. Из нежных и трепетных они превратились во влажные, глубокие, чувственные. Настины всхлипы сменились стонами. Она сама потянулась к его джинсам, расстегнула пуговицу, дернула вниз молнию.
Будь Геллер в своем уме, он обязательно притормозил бы с интимом, чтобы выяснить подробности Настиных бед. Но едва она коснулась его паха, мозги перестали работать. Он всецело отдался инстинктам, сдвинул вниз ее свободные спортивные штанишки, прихватил ее под коленом, чтобы поднять ногу.
Настя не возражала. Наоборот. Она угадывала каждое его желание, продолжала каждое движение и нуждалась в этом не меньше, чем он. Геллер видел, как она чуть морщится, но не останавливает его, наоборот все время просит еще, сильнее.
Он не смог бы остановиться. Чуть притормозить, сбавить темп — возможно. Но не более. Слишком давно он ее не видел, слишком сильно хотел, слишком долго сдерживал свои чувства и инстинкты. И Настя хотела его таким, без компромиссов и полумер. Она нуждалась в его безумии. И получила. Сполна.
Когда Саша очнулся, он все еще был в ней, прижимал Настю к входной двери. Молния ее толстовки была расстегнута, лифчик сдвинут вниз, штаны валялись на полу.
Сокол улыбалась. Заплаканная, растрепанная, но счастливая.
Геллер прижался своим лбом к ее, забормотал:
— Наваждение какое-то.
Настя захихикала. Она целиком и полностью осознавала, какую власть над ним имеет, и не стеснялась этим пользоваться. Саша подхватил ее под попу, отнес в спальню, бережно уложил на кровать, нависая сверху.
— Что ты за ведьма такая, Сокол? — игриво куснул за нос, — Вечно я с тобой теряю разум.
— Мне нравится, — продолжала посмеиваться Настя.
— Я вообще перестаю соображать.
— Это круто.
— Но ты… нет..? — Геллер приподнял бровь, чтобы не договаривать.
Настя отрицательно покачала головой.
— Очень быстро, да?
Она кивнула.
— Я тебе больно не сделал?
Она открыла рот, но не посмела соврать.
— Капельку, — Настя прижала палец к его губам, не позволяя рассыпаться в извинениях, — Все нормально. Не твоя вина. Просто…
— Просто что?
За секунду, которую она тянула с ответом Саша напридумывал себе кучу ужасов, но ее слова расставили все по местам.
— Давно не было.
— О, — Геллер моментально повеселел, даже уточнил, — Очень давно?
— Давненько.
Настя ткнула его в бок, заставляя дернуться и упасть рядом на матрас. Она стащила с него майку.
Саша не стал допытываться, спала ли она с Кириллом после него. Или во время. Важно теперь для него было лишь то, что Настя будет спать только с ним. Вот об этом Геллер собирался позаботиться. Сразу после второго раунда. Он быстро восстановился. Этому способствовали Настины губы, которые гуляли по его груди.
— Саш, — выдохнула она.
— Ммм.
Настя подняла голову, взглянула на него. Геллер приложил ладонь к ее щеке, убрал с лица волосы.
— Что? — спросил он.
— Я тебя тоже.
Саша заулыбался шире.
— Что тоже? — поддразнил.
— Люблю тебя.
Признание буквально ошпарило его радостью. Казалось, еще немного, и он вскипит от счастья, пустив пар через нос и уши.
Геллер приподнялся, чтобы видеть ее лучше, попросил:
— Еще скажи.
Настя прильнула к его губам своими, выдыхая ему в рот:
— Люблю. Люблю тебя. Сашенька…
Геллер пил ее слова, жадно целуя. Его ладони заскользили по ее плечам, чтобы наконец избавить от одежды, но в этот момент почувствовал соль на губах. Настя дрожала не от страсти. Вернее не только от нее. Она снова плакала.
— Ну что опять? Девочка, я люблю тебя. Что ты плачешь?
— Саш, — всхлипывала Сокол, опять находясь на грани истерики, — Я… Я есть хочу-у-у-у.
Она протянула это так жалобно и горько, что у Геллера сердце заболело.
— О господи, — он схватился за голову, — Сейчас.
Саша убежал на кухню. Настя рыдая поплелась за ним, натягивая на ходу трусики и извиняясь за слезы, которые никак не могла унять.
— Должны уже пиццу доставить, — словно оправдывался он, заглядывая в холодильник, — Пока могу предложить банан или творог.
На последнем слове Сокол изобразила рвотный позыв.
— Не могу даже слышать про творог, курицу и овощи на пару, — проговорила она, всхлипывая и утирая слезы, — Банан давай.
Геллер не сдержался и хмыкнул.
— А пицца с чем будет? — поинтересовалась Настя.
Она откусила банан, шмыгнула носом.
— Какая-то фирменная. Мясо, грибы, много сыра.
Сокол заскулила.
— А давно
