Это не место для слабонервных.
– И правда… – пробормотала она, подойдя к окну.
Решетки на окнах были даже в комнатах персонала, и сегодня через них Джоселин видела низкие тучи и ливень, который начался еще днем. Земля перенасытилась влагой и стала болотистой – когда-то яркая клумба тюльпанов превратилась чуть ли не в яму с прибитыми дождем цветами, напоминая остатки праздника.
По крайней мере можно было что-то увидеть при свете луны. Их комната была маленькой и плохо меблированной. Мэдж уже повесила несколько картинок из журналов над кроватью, а предыдущий жилец оставил керамическую статуэтку Минни Маус на подоконнике. Краска на ней облупилась, так что Минни выглядела так, будто выстояла несколько раундов против Шугар Рэй Робинсона. Джоселин взяла статуэтку, улыбнувшись в ответ на ее застывшую кривую улыбку, провела большим пальцем по лицу Минни, и с него отшелушилась дешевая краска, тут же прилипшая к коже девушки.
Джоселин вздрогнула от очередного крика, донесшегося из лечебницы, и статуэтка выскользнула у нее из рук. Минни Маус тяжело упала на линолеум. Джоселин наклонилась и, подхватив статуэтку, осторожно осмотрела, надеясь, что трещина на голове, которая словно отражала ее собственную мигрень, не поползет дальше.
– Черт… – прошептала она и поставила статуэтку на прикроватный столик.
Вздохнув, Джоселин завернулась в халат и, подойдя к кровати Мэдж, попыталась разбудить подругу. Мэдж что-то проворчала и отмахнулась, затем перевернулась на другой бок и продолжила посапывать. Пожалуй, нечестно отбирать у нее такой необходимый сейчас сон.
«И вообще, это же лечебница для душевнобольных», – напомнила себе Джоселин. У пациентов могли быть всякого рода болезни. В том числе самые страшные. Те, которые нельзя вылечить бинтами и швами или таблеткой аспирина.
Но ее беспокоило то, что крик был детский.
К этому времени Джоселин уже изучила вестибюль и этажи с отделениями вдоль и поперек, но звук был такой, будто кричали где-то очень далеко. Она помедлила у двери. Наверняка к девочке уже направили санитаров. Медсестры, вероятно, уже там, пытаются сделать все возможное, чтобы успокоить ее и помочь снова уснуть.
И все же… Джоселин представить не могла, как можно сейчас вернуться в постель. Не важно, что сказал главврач Кроуфорд, – ей хотелось помогать людям. Она должна была помогать людям. Ее мать называла это призванием, но Джоселин знала, что это на самом деле – навязчивое желание.
Она достала из шкафа свитер и надела его поверх пижамы, оставив аккуратно свернутый халат в изножье кровати. Ее обувь была такой же ледяной, как и ноги. Вздрогнув от холода, Джоселин осторожно выскользнула в тускло освещенный коридор.
***По мере того как она спускалась по этажам больницы, коридоры становились все темнее. Джоселин обхватила себя руками за плечи и двигалась маленькими осторожными шагами. Смешно быть такой напуганной. Это просто больница, которая не так уж и отличалась от знакомых коридоров, где она проходила обучение, и от старшей школы до этого. Хотя в этих учреждениях она надолго не задерживалась. Она рано закончила учебу. «Гениальный разум, – говорил ее куратор. – Невероятные способности!» Она хотела стать врачом, но так мало женщин допускали к этой работе, что подобная цель казалась пустой тратой времени. Работа медсестры была второй в списке желаний. Возможно, нынешнее положение вещей когда-нибудь изменится и она вернется в университет, чтобы потом применить свои невероятные способности на практике. А пока эти способности привели к тому, что она окончила школу экстерном, выпустилась с дипломом медсестры и оказалась здесь.
В Бруклине.
В вестибюле можно было немного отдохнуть от холода и темноты. Лампы с живым, теплым светом горели здесь круглосуточно, освещая зал ожидания с чистыми синими стульями и сложенными стопками журналов. В этот час возле регистратуры было пусто, только молодой санитар с волосами песочного цвета, опершись подбородком на руки, дремал за окошком для выдачи лекарств.
Крики, доносившиеся снизу, похоже, его не беспокоили.
Может, ей просто послышалось? Сначала Мэдж, теперь он… Как кто-то мог спать при таком шуме? Может, ей все это приснилось? Нет. Она чувствовала такие вещи. Джоселин прошла на цыпочках мимо санитара, направившись в сторону подвала, куда у нее не было ни малейших причин заходить прежде.
Никто толком ей не объяснил, что располагается внизу. Вероятнее всего, склад лекарств, бесконечные таблетки, бутылочки и полотенца, которые ежедневно появлялись на этажах отделений. Возможно, бойлерная? Но что бы там ни было, она не верила, что каких-то пациентов нужно держать так далеко от основных отделений.
Крики стихли. Джоселин тихонько подошла к кабинету главврача и замерла. Из-под двери виднелся свет. Он на работе в два часа ночи? Вот это преданность делу!
При этом из кабинета не доносилось никаких звуков, так что она сделала еще пару осторожных шагов и обнаружила узкий коридор, конца которого не было видно. От кромешной тьмы коридор спасали всего несколько аварийных лампочек. Наконец, как и ожидала, девушка обнаружила проход, ведущий вниз. Примечательно, что дверь там была открыта нараспашку. И тут она остановилась.
Никто больше не кричал. Возможно, кто-то успокоил несчастную девочку и уложил ее спать. Джоселин мыслила достаточно реалистично, чтобы предположить, что сделать это можно только с помощью большой дозы седативных препаратов. Конечно, у нее взыграло любопытство, но стоило различать любопытство и безрассудство. Первые несколько недель на работе прошли хорошо, так зачем ставить все под угрозу, заглядывая туда, где ей не место?
Затем снова раздался крик. На этот раз он длился дольше. Мучительный, высокий, в конце которого можно было разобрать одно слово:
– Пожалуйста…
Это было более чем достаточной мотивацией для Джоселин. Она стиснула зубы и без долгих раздумий помчалась по лестнице. Разумеется, никто не сможет осуждать ее, медсестру, за то, что она хотела успокоить бедную душу. Где-то должны быть успокоительные. По крайней мере, она сможет помочь несчастной заснуть и избавит остальных пациентов от ее криков.
«И сама от них избавлюсь…»
Аварийное освещение стало слабее. Над головой свисали похожие на луковицы лампочки, а лестница все продолжалась, закручиваясь и уводя Джоселин ниже, чем она предполагала. Лестница вела в другие коридоры, мимо закрытых дверей которых Джоселин просто пробегала. Воздух стал более холодным и влажным, из-за подземной сырости свитер согревал не больше бумажной салфетки. Джоселин потерла руки от холода. Она решительно шла вперед, но шаги стали намного менее уверенными, когда она наконец обогнула последний поворот.
Перед ней был то ли коридор, то ли
