Отрепьев приказал пропустить его.
Парень поклонился и выложил на стол кусок бересты.
– Что это, Петюня? – спросил Отрепьев.
– Бумаги у нас нет. Отцу пришлось на бересте ножом царапать, как встало московское войско.
– Ладно, попробуем разобраться.
Неграмотный мужик не так уж и плохо начертил схему, разными значками указал места расположения отдельных отрядов и полков.
– Мне на словах поручено объяснить, где кто стоит и сколько там народа. А это мне поручено поведать.
– Да? Ну, давай, объясняй.
Парень наклонился и начал растолковывать Григорию значение каждой отцовской пометки, называть примерную численность неприятеля.
– Это сколько же всего, получается, войска у Мстиславского? – проговорил Отрепьев.
– Тысяч пятьдесят, не менее, – сказал Бучинский. – А у нас пятнадцать едва наберется.
– Я смотрю, значительная часть московской рати перебралась из поля на село?
– Это так, холодно в поле, – подтвердил мальчонка.
– А подойти незаметно к селу можно?
Петюня почесал затылок.
– Кто знает? Если ночью и небольшим отрядом, то, пожалуй, можно пройти по оврагу.
– Понятно. Пока передай своему отцу и его товарищам мою благодарность. Награду они получат после битвы.
– Нам и далее смотреть за лагерем?
– Конечно. Отдохнешь?
– Нет, великий князь, пойду. Отдохну в лесу, в берлоге.
– Что за берлога?
– Да в снегу вырыли нору. В ней тепло.
– Хорошо, ступай.
Петюня шмыгнул носом, поклонился и вышел.
Отрепьев прошелся по комнате.
– Ты понял, почему я спрашивал мальчишку о том, возможен ли скрытый подход к селу Добрыничи?
– Поджог! – тут же ответил Ян.
Григорий рассмеялся:
– Да, Ян, думаю, неплохо было бы поджечь село с разных сторон в ночь перед сражением. Это вызвало бы суматоху в московском войске. Для тушения пожара нужны люди.
– Я понял тебя. Этим следует заняться моей сотне.
– Нет, сотня – это много. Выбери десяток шустрых, отчаянных казаков. Пусть подготовят факелы. Дай им мужичков, дабы довели до села. Перед рассветом они должны парами пробраться в село и поджечь дома. Чем больше, тем лучше. Как срубы возьмутся огнем, эти люди могут уйти в лес.
– Дозволь мне самому вести их. Так надежнее будет.
– Ты нужен в войске. В сотне у тебя десятники и казаки толковые, так что доверить дело есть кому. Понял?
– Да. Исполняю. – Бучинский ушел к сотне.
Григорий присел за стол, глянул на бересту с пометками.
Мстиславский и Шуйский грамотно расположили лагерь. Одно непонятно, почему князья держат пушки в центре села, не выставили их на позиции? Наверное, они еще не определились, где те будут устроены.
После ужина из острожка вышел десяток всадников Бучинского, имевших при себе белые простыни и факелы. Следом по разным тропам пошли отряды Дугайло и других атаманов. Их вели комарицкие мужики. Последними лагерь покинули польские гусары во главе с Отрепьевым и полковником Адамом Дворжицким.
Тропы пролегали поодаль от проезжей дороги. Ратникам Отрепьева предстояло сделать большой крюк по заснеженным лесам, но это позволяло избегать нежелательной встречи с лазутчиками московских князей. Для создания видимости стоянки войска на прежнем месте были собраны отряды из мужиков, не имевших военного опыта. Атаманы выставили их там, где совсем недавно располагались их отряды, объяснили, что делать.
Отъехав от острожка, Отрепьев обернулся, посмотрел на лагерь. Внешне он выглядел как и прежде. Много костров, конные разъезды, люди возле походных шатров и шалашей. Григорий остался доволен.
Глубокой ночью войско Отрепьева вышло к селу. Переход дался нелегко, но был совершен скрытно. Об этом свидетельствовало спокойствие стражников в лагере неприятеля.
Григорий вызвал к себе атаманов, еще раз довел до них действия, убедился в том, что каждый из них знал, что ему делать. После этого он приказал им разойтись на позиции, определенные заранее.
Прибыл Бучинский, доложил, что рать встала на позиции атаки.
– Как твой десяток поджигателей?
– Пошел к селу, великий князь. Думаю, сейчас начнется.
Ян оказался прав. Тишину ночи неожиданно разорвали крики, выстрелы.
– Не получилось, великий князь, – сказал Бучинский.
Отрепьев сплюнул на снег.
– Да, попались твои поджигатели.
Пальба в Добрыничах утихла. Одновременно с этим весь лагерь пришел в движение. Трубили горны, кричали воеводы. Московские полки готовились к сражению.
Все это видел не только Отрепьев.
К нему подошел Дворжицкий и сказал:
– Ваше высочество, расчет на внезапный удар не оправдался. Московские воеводы знают, что мы рядом.
– И что? Прикажешь податься назад, распустить людей, дабы они растворились в лесу? А мы с тобой что будем делать? Тоже побежим отсюда? Нет, полковник! Уж теперь-то нам не остается ничего другого, кроме как вступить в бой с войском Бориски. Поднимай своих. Я подойду, и начнем.
– Что, по темноте?
– До того, Адам, уж светло будет.
На рассвете войско Отрепьева стояло в поле. Со стороны села подошла русская рать, развернулась в боевую линию.
Григорий выдернул из ножен саблю, поднял ее, рубанул воздух и крикнул:
– Вперед!
Первая линия, состоявшая из наемников, пошла в атаку долиной, дабы стремительным нападением разрубить войско Мстиславского. Тот угадал этот замысел и направил навстречу полякам полк правой руки под командованием князя Шуйского и отряды наемных иноземцев, которых хватало и у Годунова.
Полковник Дворжицкий по приказу Отрепьева развернул свои отряды и атаковал Шуйского. Князь Василий дрогнул и отдал приказ отступить. Поляки развернулись к селу, на которое наступали и запорожцы.
Вот тут-то Отрепьев и понял, какой именно неприятный подарок приготовили ему московские князья. Поляки увидели пушки, развернутые на окраине села, и большое число стрельцов. Прогремел орудийный залп, следом пищальный. Пальба не затихала. Уцелевшие гусары развернули коней и обратились в бегство. Они врезались в казаков, спешивших им на помощь, смяли их. Все смешалось. В итоге побежал весь правый фланг.
Московская артиллерия уже вела огонь по запорожцам, наступавшим в центре. Те пришли в смятение. Тем более что они видели, как в панике отступает правый фланг.
Московские полки перешли в контрнаступление.
Отрепьев поскакал к запорожцам, дабы остановить бегство. Его конь, пораженный пулей, споткнулся. Григорий влетел в сугроб.
Московские стрельцы видели это и вопили от радости. Но из-за клубов дыма они не разглядели, что царевича спас верный Бучинский. Он подскочил к нему и затащил на своего коня. Так, вдвоем, они и ушли с поля боя.
Остановить запорожцев было уже невозможно. Оставалось лишь бегство.
Но упорство в битве проявили пушкари. Они ударили по московской рати дружным огнем, что замедлило ее наступление и даже ненадолго остановило его. Донские казаки, прикрывавшие пушкарей, тоже дрались с яростным упорством. Почти все они погибли, но их мужество позволило остаткам войска Отрепьева отойти от Добрыничей.
Он пошел к Рыльску, перешедшему на его сторону.
Московские князья могли завершить разгром войска Отрепьева и победоносно закончить поход, но доклад стрельцов, видевших, как пал самозванец, остановил Мстиславского. Он отдал приказ не вести преследование, полагал, что с гибелью Дмитрия, ложного или настоящего, его войско, вернее то, что от него осталось, само распадется, поляки уйдут в Польшу, казаки – на Днепр и Дон. Воевода послал гонцов на Москву с вестью о разгроме армии самозванца.
Вместо преследования разбитого врага князья занялись
