Уля провела ладонью по его колючей щеке, позволяя миру терять свои очертания, уходить плавной дугой, забирать с собой все лишние мысли. Тьма сгустилась вокруг – в ней утонули и замызганный коридор, и дверь, которая больно впилась Уле в спину. Остались лишь горячее дыхание и губы Рэма – нежные, упоительно горькие – это сама полынь целовала ее сейчас, притягивая к себе и сводя с ума.
Когда зазвонил телефон, Уля почти уже поверила, что глупые предчувствия ее обманули. Она все никак не могла оторваться на один-единственный миг, чтобы отпереть дверь, ввалиться в комнату, расстегивая на ходу ставшую тесной куртку, чтобы наконец перестать балансировать на грани сознания и шагнуть туда, в сладостную тьму, крепко прижимаясь губами к Рэму.
Но телефон звонил. В самом деле звонил. Надрывно, мерзко, увеличивая громкость каждой новой трели. Рэм отшатнулся. В темноте блеснули его расширенные зрачки. Он медленно засунул руку в карман, достал телефон и, не взглянув на экран, поднес его к уху.
Из динамика не раздалось ни звука – только тишина, нарушенная было звонком, снова обволокла их. Уля с трудом перевела дух. В сумраке коридора разглядеть выражение лица Рэма не получалось, но она отчетливо услышала, как прервалось его тяжелое дыхание.
Каким-то новым, не умевшим ошибаться чутьем Ульяна поняла, что звонит кто-то чужой, кто-то смертельно опасный. Может быть, не сам Гус, но соизмеримый ему. Тот, кто наблюдал за ними все это время.
Между лопатками заструился холодный пот. Пульс оглушающе бился в ушах. Мерзкая дурнота, отступившая было, поднималась к горлу. Рэм продолжал стоять, прижимая к уху немой телефон. Через силу, будто рассекая плотную воду, Уля потянулась к нему ладонью.
– Рэм… – Сиплый шепот неожиданно громко разнесся по коридору.
Парень вздрогнул всем телом, приходя в себя. Он медленно опустил руку, в которой сжимал трубку. Теперь Уля видела, каким мертвецки бледным стало его лицо. Рэм тяжело сглотнул, засунул телефон в карман и попятился, словно боясь поворачиваться спиной.
– Рома, – повторила Уля, не чувствуя, как слезы начинают течь по щекам. – Рома, пожалуйста…
– Мне нужно идти… – Чужой скрипучий голос заставил ее сдавленно вскрикнуть от ужаса.
Звякнули ключи. Рэм проскользнул в приоткрывшуюся дверь. Воцарилась тишина.
Уля всхлипнула, прижав к лицу сжатые ладони, и медленно сползла по стене. Из кухонного окна на пол лился холодный свет молодой луны.
Номер SOS
В жизни каждого есть номера, которые нет смысла записывать в адресную книжку или забивать в телефон. Они и так отпечатаны в памяти и вспыхивают неоновой вывеской перед глазами, стоит лишь вспомнить о человеке. По ним скользит палец, как только дисплей зажигается окном набора. Те самые цифры, что без запинки продиктуешь на одном дыхании, разбуди тебя на рассвете.
Номера SOS. Мамы, отца, учителя йоги, того, кто засыпает с тобой под одним одеялом, надоедливого соседа сверху. Каждому свое.
Для Ульяны номер Вилки был именно таким. Одиннадцать цифр, в последовательности которых не ошибиться. Сколько раз она звонила? Сколько дозвонов кидала, сколько СМС? Не задумываясь, не медля, просто потому что голос подруги был тем самым голосом, способным поддержать, рассмешить, вселить беззаботную уверенность в простое и понятное «все будет хорошо».
Потому-то так жутко было извлекать эти цифры из самого далекого уголка памяти, куда Уля их сама же запрятала, схоронила, оставив еле заметный холмик сырой земли. Никаких крестов, никаких опознавательных знаков, ничего, что приведет ее обратно. Тогда дороги назад просто не существовало. Полынь властвовала над всей жизнью, окружая ее, отрезая пути к отступлению.
Теперь Ульяна сидела на продавленном диване сырой комнаты, сжав в потной ладони темную коробочку телефона, и не могла заставить себя нажать на клавишу с потертой восьмеркой. У ее ног стояла прозрачная пластиковая коробка террариума. Внутри, недовольно шурша камушками, ползал голодный Ипкинс.
От ночи, проведенной на холодном полу коридора, ломило спину. До самого рассвета Уля не сводила воспаленных глаз с запертой двери Рэма. За ней не раздавалось ни единого звука. Ни шороха шагов, ни случайного покашливания, ни скрипа топчана под весом тела. Царство полного безмолвия. Словно бы скрывшийся там Рэм истончился в неверном свете молодой луны и исчез, а может, его и вовсе никогда не было.
Сон подкрадывался к Уле ненавязчиво, чуть заметно, неотвратимо. Веки тяжелели. Жаркая куртка, которую она так и не додумалась стянуть, становилась уютным коконом одеяла. Хотелось свернуться калачиком прямо на полу и уснуть. Сама того не замечая, Ульяна проваливалась в дрему, ощущая томительную, сводившую скулы тревогу, но ничего не могла с собой поделать. Тяжелая голова так и норовила упасть на грудь. Дыхание становилось глубоким, сиплым.
Уля вздрагивала всем телом и просыпалась. Бросала испуганный взгляд на дверь, но та оставалась закрытой. Больше всего на свете Уля боялась пропустить момент, когда Рэм с сумкой и Ипкинсом выйдет наружу, оставит ключ в замке и перешагнет порог квартиры, чтобы никогда больше сюда не вернуться. Ульяне было необходимо увидеть его еще раз. Увериться, что его кожа не приняла глянцевый вид пластмассы, а глаза под нахмуренными бровями не обратились в прозрачно-кукольные пуговицы. Что весь он не стал похож на ростового манекена, целлулоидную куклу из страшного детского сна.
Но, конечно, Уля его упустила. Когда сон снова накрыл ее измученное сознание пеленой сумбурных видений, она поддалась его вкрадчивой силе всего на одно мгновение, которого хватило, чтобы брезживший рассвет за окном сменился утром. За стеной шумело семейство Оксаны, Наталья тяжело топала в своей комнате, а дверь Рэма, настежь открытая, блестела в сумрачном осеннем свете связкой оставленных в замке ключей.
Ульяна вскочила, беззвучно охая от острой боли в затекшей пояснице, и застыла на пороге покинутой комнаты. По вещам, разбросанным на полу, казалось, что Рэм и не думал собираться, что он провел эту ночь, застыв у дверного глазка в ожидании, когда Уля наконец уйдет к себе. Или крепко уснет.
Осторожно обойдя комнату, Ульяна наткнулась на одиноко стоявший в углу террариум. Ипкинс в нем выражал все негодование, на которое только может быть способна черепаха. Вытянув шею, он смотрел на Улю крошечными бусинками глаз, будто спрашивая, куда делся Рэм, почему он все еще не покормил его, хотя утро давно уже началось. Уля отыскала на подоконнике жухлый листок и протянула черепахе. Ипкинс чуть слышно фыркнул и поспешил к еде. И пока он отдирал
