– Так у вас там катафракты были, да пехота… а у меня пятеро раззяв каких-то. Так быстро все случилось, они ко мне и не подошли. А так да – у малинских есть причина мне мстить, – Лют слегка улыбнулся правой стороной рта.
– Да и не у них одних… – Мистина вспомнил полсотни тел на Ингваровой могиле.
– Зато теперь я знаю, как назову свой меч.
– И как? Древоруб? – пошутил Мистина. – Убийца древлян то есть?
– Нет. Я назову его… Телохранитель. В память о Сварте. Он первым принял удар. А мой меч – вслед за ним. И не подвел. Я в первый раз вышел с ним из дома, и он спас мне жизнь.
– Да уж! – хмыкнул Альв. – Твой меч сегодня утратил девственность, хотя даже имени еще не получил. Бойкий парень!
– Ну давай нарекать, раз придумал, – Мистина встал. – Верба, тащи корчагу.
– Баварскую?
– Ее.
Ободренные успехом сделки, Хадрат и Ландо на прощание подарили Мистине три корчаги вина. Оружничий принес одну; Мистина вынул свое Вороново Крыло и ловким движением срубил засмоленное горлышко – будто ножом срезал.
Его десятские и те оружники, что имели мечи, встали в круг между лежанок. Такой обряд обычно проводят в освященном месте, но ждать до утра и идти в здешнее святилище не хотелось: как знать, не найдется ли для нового оружия работа уже завтра? В середине круга встал Лют с обнаженным мечом в руках. Верба налил вина в большой дружинный рог и подал Мистине.
– Я призываю богов в свидетели того, как вручаю меч моему родичу Люту и как он дает мечу имя, – начал Мистина, с которого начинался круг. – Да будет клинок его гибок, как змея, несокрушим, как камень, остер, как взор Одина. Да пребудет с ним удача, да пройдут они вместе весь свой земной путь и вместе уйдут к богам, когда настанет их срок.
Он отпил и передал Альву. Рог обошел круг из восьми человек, в конце Сигдан передал его Люту.
– Я принимаю меч, что вручил мне мой…
– Родич! – негромко, но значительно подсказал Мистина.
– Родич мой Мстислав, – послушно повторил Лют, веря, что здесь какая-то особенность, которую тот лучше знает. – И я клянусь, пока кровь моя не остынет в жилах, я не опозорю трусостью и изменой моего меча и моего рода. А иначе – пусть не послужит защитой мой щит и пусть поразит меня мое же оружие! Да буду я расколот, как золото!
Он поцеловал витое золотое колечко на мизинце, отпил вина из рога, потом поставил меч клинком в плахи пола и плеснул на навершие:
– Я даю тебе имя – Телохранитель!
Оружники вокруг закричали. Лют встал на колени, Мистина взял его меч и поднял у него над головой; Альв стал лить остаток вина из рога так, чтобы оно стекало по клинку к лицу Люта, и тот под крики и смех оружников ловил его ртом. Темно-красное вино текло по его лицу, по горлу, по голой груди, будто омывая в крови будущих битв. На лице его с полузакрытыми глазами было хмельное упоение, словно он уже переполнен вином и оно не помещается внутри. Он и правда был как пьяный от азарта схватки и животного торжества своей победы над смертью.
– Пусть клинок твой будет пьян от вражьей крови! – по-варяжски и по-славянски кричали оружники.
– Будьте неразлучны на пиру воронов!
– Пусть валькирии упьются этим вином и никогда не пожелают твоей крови!
– Как крепок и неуязвим этот клинок, так будешь невредим ты сам!
«Выпить со своим мечом» считается обязательным в обряде наречения, хотя в разных дружинах это делают по-разному. С закрытыми глазами стоя на коленях и опираясь на рукоять меча, Лют чувствовал себя не на земле, а где-то в иных мирах. Огромным настолько, что вся чернота ночного неба легко помещалась в груди. Вино валькирий – кровь всех на свете битв текла по его телу, закаляя и делая неуязвимым, как Сигурда – кровь дракона. При мысли о едва миновавшей его смерти он не испытывал страха – лишь волнение от близости непознанного. И легкую досаду: он еще недостаточно прославился, чтобы умирать, его и вспомнить будет почти нечем.
Но теперь Лют был на верном пути к славе. Несколько месяцев перевернули его жизнь. Он стал свободным человеком. Вождем победной дружины, почти тем самым «дарителем колец», какого воспевают скальды Севера. Обладателем меча, доказавшим удачу и свою, и нового оружия. Теперь он в дружине младший из тех, кто носит меч. А значит, стоит на голову выше тех, кому эта честь не суждена.
Рог опустел. Сев на лежанку, Мистина приложился к корчаге и поставил ее к себе на колени. За эти дни он нагородил столько лжи, что позавидует сам Локи. Но в этот миг – быть может, самый важный в жизни Люта – не солгал перед богами и не дал парню произнести ложное слово об их родстве… Его меч – это его судьба, его жизнь и смерть. С его освящением все должно быть чисто.
Жма, он не может даже напиться, чтобы отдохнуть от всего этого! Отдыхать рано, никто ведь не знает, что принесет им утро и от чего приведется проснуться. Но вид упоенного лица Люта, его залитой вином груди прогонял заботы и сегодняшнего, и завтрашнего дня. Сердце щемило от пронзительного, горячего чувства всемогущества. У него теперь есть свой Бальдр. Тот, с кем он бессмертен.
Мистине уже знакомо было чувство причастности к божественной мощи. То, что иной раз родится из близости с другим человеком и столь огромно, что не нуждается в названии.
* * *– Ой, баба, смотри! Ворота не притворены!
Летава, пятнадцатилетняя внучка бабы Бегляны, в удивлении отпрянула от створки.
– Не может быть! – Бегляна, морщинистая и хромая, но уверенная и бодрая старуха, подошла к ней и наклонилась. – И впрямь! А сама ведь затворяла.
– С дарами приходил кто? – сказала вторая ее внучка, Излада, на год моложе сестры.
Утром небо хмурилось, обещая скорый снегопад. Изморозь хрустела под ногами, острый холодок покалывал кожу, до рассвета замерзшую грязь припорошило мелким сухим снежком. Входит в мир Дева Марена, чтобы властвовать в нем, постепенно старея, до самого Медвежьего дня. Пора было готовить встречу Зимней Невесты. Возглавлять Маренины обряды предстояло Бегляне – одной из самых старых женщин в Плеснеске, самой уважаемой и сведущей в сложном деле моления богов. Но Марена предзимья – юная дева, и прибирать святилище перед приходом хозяйки черных лебедей Бегляна взяла молодых внучек. Годы пройдут – она в могилу ляжет, а внучки сменят ее на Божьей горе. Успеть бы обучить их всему нужному, как ее когда-то обучала бабка. Жены их рода издавна служили на Божье
