«Да примут сонмы ангелов тебя, и вместе с Лазарем, / Бедняком в земной жизни, да обретешь ты вечный покой». Мэтью знал эти стихи наизусть, ибо они провожали покойника из церкви в могилу – место упокоения, в котором часто отказывали существам вроде него самого. Эти слова он пел над телом Филиппа. Еще раньше он произносил их, рыдая над убитым Хью. Этими словами, точно плетью, он наказывал себя за гибель Элеоноры и Селии. Их он повторял на протяжении пятнадцати столетий, скорбя по Бланке и Люка́ – его человеческим жене и сыну.
Но этой ночью знакомые слова вели Джека – и Мэтью вместе с ним – туда, где жизнь давала второй шанс. Мэтью напряженно следил, как под рукой Джека на кремовой поверхности стены появляется такое знакомое, дорогое ему лицо Дианы. Ее глаза были широко распахнуты и полны радости, а губы чуть изогнулись от удивления, которое вот-вот перейдет в улыбку. Встреча Дианы и Джека произошла в отсутствие Мэтью. Теперь он видел, как выглядела его жена в момент встречи.
Портрет подтверждал его догадку: одна Диана обладала силой заставить колесо судьбы Джека сделать полный оборот. Отцовская забота Мэтью могла подарить Джеку ощущение безопасности. Но почувствовать, что его любят, юный вампир мог только через Диану.
Мэтью продолжал водить смычком по струнам, извлекая чудесные звуки. Его пальцы бесшумно двигались вниз и вверх по грифу виолончели. Наконец Джек прекратил рисовать. Карандаш выпал из ослабевших пальцев и шумно запрыгал по полу.
– Джек, да ты прирожденный художник, – сказал Крис, вытягивая шею, чтобы лучше разглядеть портрет Дианы.
Джек устало ссутулился. Он обернулся на голос Криса. В глазах, таких же усталых, как плечи, не было признаков бешенства крови. Они вновь стали карими с зеленым отливом.
– Мэтью, – смущенно пробормотал Джек.
Он с кошачьей ловкостью спрыгнул с помоста и бесшумно приземлился.
– Доброе утро, Джек, – сказал Мэтью, откладывая виолончель.
– Так это вы играли? – еще больше смутился юный вампир.
– Я подумал, что музыка поздней эпохи подействует на тебя благотворнее, нежели барочная, – ответил Мэтью, поднимаясь со стула. – Семнадцатый век для вампиров слишком пышен и цветист. Его лучше принимать малыми дозами.
Взгляд Мэтью скользнул по стене. Дрожащей рукой Джек коснулся лба, только сейчас поняв, что он сделал.
– Галлоглас, прости, – сокрушенно произнес Джек. – Я закрашу все это. Сегодня же. Обещаю.
– Нет! – хором возразили Мэтью, Галлоглас, Хаббард и Крис.
– Но я же испортил стены, – не унимался Джек.
– Не больше, чем их портили да Винчи или Микеланджело, – дружески улыбнулся ему Галлоглас. – Мэтью, ты только представь его почеркушки на стенах императорского дворца в Праге.
Глаза Джека вспыхнули. Казалось, он засмеется шутке. Но взгляд юного вампира тут же погас.
– Одно дело – бегущий олень. А смотреть на такое никто не захочет. Даже я.
Джек имел в виду особо удручающий фрагмент его росписи: разлагающийся труп, плывущий по реке лицом вверх.
– Рисование и музыка должны идти не от головы, а из сердца, – сказал Мэтью, сжимая плечо своему правнуку. – Даже самое темное, что таится внутри, нужно вытаскивать на дневной свет, иначе оно разрастется и поглотит тебя целиком.
– Вдруг оно меня уже поглотило? – отрешенно спросил Джек.
– Если бы тьма утвердила свою власть над тобой, ты бы не попытался спасти ту женщину.
Мэтью указал на одинокую женскую фигуру среди волн. Женщина смотрела на руку, протянутую ей. Джек нарисовал свою правую руку, не забыв даже шрам у основания большого пальца.
– Но я так и не спас ее. Она была сильно испугана. Она меня боялась и не приняла помощь!
Джек попытался вырвать плечо из пальцев Мэтью. Его локоть трещал от напряжения, однако Мэтью не отпускал.
– Пойми, это ее тьма помешала ей принять помощь. Ее страх.
– Я вам не верю.
Джек вбил себе в голову, что бешенство крови всегда, при любых обстоятельствах делало его виновным. Упрямство Джека, пусть и отчасти, показало Мэтью, что́ пришлось выдержать Филиппу и Изабо, когда он сам вот так же упрямо отказывался принять их прощение.
– Это все из-за двух волков, дерущихся у тебя внутри. Они есть у каждого, – сказал Крис, подходя к Мэтью.
– Какие еще волки? – глядя исподлобья, спросил Джек.
– Это старинная легенда индейцев-чероки. Нана Бетс – моя бабушка – слышала ее от своей бабушки.
– Что-то вы не похожи на индейца-чероки, – настороженно произнес Джек.
– Ты бы удивился, сколько кровей во мне намешано. Больше всего, конечно, французской и африканской. Но есть вкрапления английской, шотландской, испанской и индейской. Здесь у нас с тобой много общего. Фенотип порою сбивает с толку, – улыбнулся Крис.
Последняя фраза прозвучала для Джека явной абракадаброй. Мэтью завязал мысленный узелок: купить парню толковый учебник по элементарной биологии.
– Так ты хочешь услышать про волков? – спросил Крис.
– Угу, – недоверчиво пробурчал Джек.
– По представлениям индейцев-чероки, внутри каждого живут два волка: злой и добрый. Они ведут между собой непрестанную борьбу, пытаясь уничтожить друг друга.
Мэтью решил, что это, пожалуй, самое наглядное описание бешенства крови, какое можно услышать от теплокровного, не подверженного страшной болезни.
– Мой злой волк побеждает, – печально вздохнул Джек.
– Пока, но это не значит, что окончательно победит, – ободрил его Крис. – Нана Бетс говорила: побеждает тот волк, которого ты кормишь. Злой волк кормится гневом, чувством вины, печалью, враньем и сожалением. Доброго волка надо кормить любовью и честностью, добавляя в качестве приправ по чайной ложечке сострадания и веры. Но если ты хочешь, чтобы добрый волк победил, тебе придется обречь злого на голод.
– А если у меня не получится заставить его голодать? – встревожился Джек. – Вдруг я потерплю неудачу?
– Не потерпишь, – твердо возразил Мэтью.
– Мы тебе не позволим, – подхватил Крис. – Нас здесь пятеро. У злого волка нет никаких шансов.
– Пятеро? – шепотом переспросил Джек, глядя на Мэтью, Галлогласа, Хаббарда и Криса. – Вы все станете мне помогать?
– Все и чем можем, – пообещал Крис, беря Джека за руку.
Крис едва заметно кивнул Мэтью, и тот положил свою руку сверху.
– Один за всех, и вот такие штучки-дрючки. – Крис повернулся к Галлогласу. – А вы чего ждете? Подходите и присоединяйтесь.
– Фу! Мушкетеры всегда были бахвалами, – угрюмо произнес Галлоглас.
Вопреки сказанному племянник Мэтью опустил свою ручищу на три другие.
– Только не вздумай, малыш Джек, проболтаться об этом Болдуину, иначе твой злой волк получит от меня двойной обед.
– А вы, Эндрю? – спросил Крис.
– Я полагаю, Крис имел в виду «Un pour tous, tous pour un»[34], а не «Один за всех, и вот такие штучки-дрючки».
Мэтью поморщился. Изречение было вполне уместным, но акцент лондонского кокни делал слова практически неузнаваемыми. Филиппу стоило бы отправить Хаббарду
