Красный резиновый мяч, что выкатывается из лифта и так пугает маму. Я изменил его цвет на зеленый. Получилось, как со светофором. Красный – стой! Зеленый – иди! И мой разум, послушный привычным командам, «пошел»! В тот миг, когда створки лифта открылись, выпуская его наружу, меня выдернуло из тела маленького Антона. Это напоминало резкое пробуждение. С той лишь разницей, что сон не прервался.
Я стоял у лифта, как если бы это моя рука в самом деле запустила мячик. Что ж, своя логика в этом есть. Наконец-то я получил возможность наблюдать со стороны. Удивительно, как изменилось восприятие! Все-таки вынужденная роль накладывает отпечатки на проекции. Мама стала казаться меньше и беззащитнее. Изможденное бледное лицо, как у запойного алкоголика или наркомана. Руки – тонкие веточки с лиловыми синяками от уколов на сгибах локтей. Взгляд загнанной волчицы, защищающей своего щенка. В сонных глазах маленького Антона усталость и непонимание. А еще нарастающий страх.
Не уверен, но, кажется, его страх сейчас глубже и искреннее, чем когда я находился в его теле. Возможно, так оно и должно быть? Я-взрослый подходил к происходящему с научной точки зрения, разбирал кошмар на составные части, докапывался до сути. Теперь же мой разум моделировал эмоции ребенка. Надо это обдумать…
C наступлением осознанной стадии изменилось и мое восприятие окружающей действительности. В этом состоянии достаточно малейшего усилия, чтобы заглянуть за декорации и понять, что тяжелые бархатные портьеры скрывают лишь белый шум, мешанину помех, в которую превращается накопленная информация и приобретенный опыт. Копошащиеся личинки байтов, из которых, как из конструктора, сновидец создает все ему необходимое.
Я промотал неинтересный мне кусок. Лифт, жутковатый грохот, спасибо, я сыт этим по горло. Позже разберусь с источниками этих страхов, вычищу авгиевы конюшни подсознания. Сейчас же мне гораздо интереснее увидеть логическое окончание этой истории.
Заметки на полях:
Странно, что в моих детских воспоминаниях нет ничего подобного.
Хотя я мало что помню до смерти мамы.
Точно мой мозг включили только с этого момента.
Если это так, то хотелось бы знать, кто это сделал…
На улице занималась гроза. Я уже чувствовал в себе достаточно сил, чтобы прекратить ее, но стоило досмотреть сцену в первоначальных декорациях. Подсознание никогда и ничего не делает просто так! Ловя редкие капли ладонью, я прислонился к стене. Пахло электричеством и лесной прелью. Если бы не общая тревожная атмосфера сцены, мне бы, наверное, даже понравилось тут.
Массивная дверь грохнула о стену и осталась там, прижатая ветром. Одной рукой мама тащила маленького Антона, а в другой, словно нож, держала отвертку, перепачканную чем-то красным. Чем-то… конечно же, кровью! Это закон жанра! Если снится эротика – видишь голых женщин, если снится кошмар – видишь кровь. В том числе.
Затравленно озираясь, мама протащила маленького Антона через весь двор к стоящей поодаль машине. Не знаю, откуда у нее взялся ключ. Вполне вероятно, оттуда же, откуда отвертка с чужой кровью. Мама бесцеремонно втолкнула сына на переднее пассажирское сиденье, а сама, неуклюже придерживая тяжелый живот, села за руль. Все быстро, заполошно, она явно торопилась убраться отсюда подальше! Но никакой погони не было видно. Зато низкие тучи в конце концов порвались об острые верхушки деревьев и хлынули прохладным ливнем.
Мама раз за разом терзала зажигание, движок надсадно кашлял, но заводиться отказывался. Мама ругалась и била ладонями по рулю и торпеде. Напуганный, ничего не соображающий Антон сжимался в слишком большом для него кресле. Логика кошмара в действии. Если что-то может пойти не так, оно пойдет не так, не сомневайтесь. Человек подспудно желает пройти страшный сон до конца – это и есть то пресловутое лаберинское погружение во тьму собственного разума с целью достижения некоего «рассвета». Именно поэтому так часто бывают похожи страшные сны разных людей. Ты долго бежишь, но медленно, и чудовище догоняет. Ты пытаешься взобраться повыше – и не можешь, хотя перед сном без труда подтянулся восемь раз. Спящий слепнет, глохнет, слабеет. Мелкими неприятностями кошмар забирает у него силы. Я видел это сотни раз, и мне стало скучно.
Я ускорил события, и вот тут-то и поджидал меня первый сюрприз. Точнее будет сказать, я попытался ускорить события. Но ничего не произошло. Жужжало несговорчивое зажигание, сквозь зубы материлась мама. Маленький, я начинал тихо всхлипывать. Я-большой глупо моргал, не понимая, что могло сломаться в знакомом отлаженном механизме осознанного сна. Давно не чувствовал себя таким беспомощным.
Взревел двигатель. Тут же вспыхнули фары, заиграло радио. Ослепленный, я прикрыл глаза рукой и услышал мамин крик. Не будь я на сто процентов уверен, что это невозможно, я бы поклялся, что она меня видит. Выпученные от ужаса глаза смотрели в мою сторону. Я даже обернулся, чтобы убедиться, что за моей спиной никто не стоит. Нет, никого, только стена какой-то старой хозяйственной постройки.
Колеса забуксовали, разбрасывая комья земли. Автомобиль повело. В салоне маленький Антон вцепился в торпеду белыми от напряжения пальцами. Мама отчаянно боролась с управлением, не сводя с меня вытаращенных глаз с расширенными зрачками. Она визжала, боже, как она визжала! Не переставая! Как будто ее рвали на части крючьями! Чудовищный звук отдавался в перепонках острой колющей болью.
Я пытался остановить это, правда. Раз за разом вызывал привычный маркер, но события продолжали развиваться своим чередом. Это очень, очень страшно, когда осознанность сновидения подводит. Со мной такое случилось впервые и, надеюсь, больше не случится никогда. Черт, да я даже не знал, что подобное возможно! Это… да, это как занос на обледенелой трассе, лучше сравнения не подобрать. Когда послушный автомобиль вдруг обретает собственную волю и, кружась, несет тебя на встречку, под бешено гудящие фуры, ты либо бросаешь управление, надеясь на авось, либо молишься, пытаясь войти в контролируемый занос.
Колеса все же нашли опору, и автомобиль сорвался с места. Время почти остановилось. Как в замедленной съемке я видел распахнутый в крике мамин рот. Огромные, точно блюдца, глаза шестилетнего себя. Раздавленные травинки, прилипшие к протекторам. Капли дождя, разбивающиеся о капот. Людей, невыносимо медленно бегущих от госпиталя.
Я успел отпрыгнуть в сторону, и кинопленка мира застрекотала с прежней скоростью. Автомобиль врезался в хлипкую постройку, сложив ее пополам. От удара маму швырнуло на руль. Маленький Антон свалился с