– Получилось, – выдыхаю я, все еще глядя назад и чувствуя, как пульсирует от боли нога, когда мы вырываемся на поверхность. – Воздушные шлюзы закрылись, Коул.
Он ничего не отвечает. Наверное, он все еще злится, хотя из-за него у меня не осталось другого выбора. Мне пришлось пожертвовать своим коленом, потому что он не захотел использовать чертову взрывчатку. Я поворачиваюсь лицом вперед и начинаю задирать штанину, чтобы оценить полученные повреждения, но замираю.
Я слышала рев не от генкита. И не от моего маленького взрыва дрожал пол в бункере. Всему виной кое-что другое, что-то более масштабное. Оно расползается по периметру «Хоумстэйка», словно туман, но это не может быть то, о чем я подумала.
Оно слишком большое, слишком интенсивное. И по виду напоминает ураган. Плотный столб дымки шириной метров пятнадцать расходится в стороны, только достигнув облаков. Я закрываю глаза и тут же открываю их снова, надеясь, что мне просто показалось. Но это не так. Облако в два раза больше, чем все, когда-либо виденные мной, устремляется к небу, словно ракета дымно-красного цвета.
И глупо отрицать очевидное. Это облако гидры.
Глава 27
Взгляд у Коула остекленевший, глаза черные, а лоб блестит от пота, когда он резко поворачивает руль и джип заносит. Машина трясется, когда мы несемся по дороге от смотровой башни по обломкам и пыли, устилающим зону безопасности «Хоумстэйка». Позади нас вздымается стена алого тумана, разлетаясь по периметру. Вдалеке, словно багровые горы, возвышаются три столба дымки. Осознание произошедшего так шокирует меня, что я даже забываю, как дышать.
Три дурманщика взорвались одновременно, отчего образовалось огромное облако, каких я не видела раньше. Они всегда ходят группами, но обычно между взрывами проходят минуты или часы. Но я никогда не видела, чтобы они взрывались вместе, образуя единое облако. Оно разлетится на многие километры. И безопасной зоны «Хоумстэйка» явно будет недостаточно. Облако поднялось слишком высоко, и оно слишком насыщенное.
Без воздушных шлюзов «Хоумстэйк» был бы обречен.
Я поворачиваюсь на сиденье и смотрю в окно, пока мы несемся по пустырю к бетонной стене. Облако, словно живое существо, вздымается над усыпанной пеплом землей. Оно поглощает весь бункер и окутывает смотровую башню неудержимыми горячими клубами алого тумана.
– Что это, черт возьми, такое? – кричит Коул.
– Это облако гидры.
– Не может быть. – Коул бросает взгляд в боковое стекло – оно слишком большое.
– Взорвались сразу три дурманщика, – говорю я и поворачиваюсь вперед, отчего боль снова пронзает ногу так, что приходится стискивать зубы. – И оно в три раза сильнее.
– Воздушные шлюзы…
– Я их закрыла.
– Как?
Коул крутит руль, пытаясь объехать груды камней. Два вооруженных робота лежат на спине, их лазерные сканеры раскрашивают землю алыми полосами, а изогнутые стальные ноги молотят по воздуху, как у насекомых, упавших на спину. Видимо, алгоритм Цзюнь Бэй разнес все системы безопасности «Хоумстэйка».
Это самый впечатляющий код, который я видела.
Меня охватывает зависть. Я встречала не так много других вирусов, которые превосходили мои собственные коды. Но по сравнению с работой Цзюнь Бэй мои коды кажутся детскими. Я с легкостью поверю, что она кодировала с папой в «Картаксе».
Может, поэтому он так холодно относился ко мне в хижине. Потому что я не дотягивала до ее уровня.
Я отбрасываю эту мысль, тянусь к своему рюкзаку и подтаскиваю его к себе. От этого движения боль расползается от колена по икре.
– Так как? – повторяет Коул. – Как ты закрыла шлюзы?
– Я запустила блокировку дверей. – Я открываю рюкзак. – Активировала режим самоуничтожения на генките.
Мы добираемся до блокпоста у ворот, вокруг которого также валяются вооруженные роботы. Стальные баррикады искорежены и дымятся, а края почернели от огня. Видимо, сквозь них уже прорвались Леобен и Дакс. Коул вжимает педаль газа в пол, и мы, вылетев на шоссе, оставляем «Хоумстэйк» и вздымающееся облако гидры позади. Я откапываю в рюкзаке аптечку и достаю флакон с исцеляющей сывороткой.
Черные как смоль глаза Коула расширяются.
– Что ты натворила, Кэт?
– Сделала то, что должна была. Я говорила тебе, что мне нужна взрывчатка.
Я зажимаю флакон в зубах и пытаюсь обнажить колено. Ткань прилипла к ране, и у меня перехватывает дыхание от боли. По икре стекает струйка крови. Нога распухла, а ткань затвердела. Я стискиваю зубы, закрываю глаза и резко дергаю штанину.
Боль обрушивается на меня словно лавина. Она ревет в ушах и заглушает мои чувства. Перед глазами плывут серебряные полосы. Я моргаю и перевожу взгляд на то, что осталось от моего колена.
Все намного хуже, чем я думала. Кожа побагровела и покрылась трещинами, а самые глубокие из них, темно-розового цвета, напоминают следы от когтей. На опухшей икре растянулся темно-фиолетовый синяк, доходящий до лодыжки.
Единственное, что радует – это серебристые волдыри, напоминающие капли, которые появились вокруг места, куда я подключала кабель. Тело пытается избавиться от нанитов, уничтожающих мои клетки. Это хоть и помогает, но не останавливает их распространение по телу. Это можно сделать только с помощью генкита и какого-нибудь гениального кода. А без этого наниты будут бушевать во мне, пока не погибнут. Вот только непонятно, сколько это займет времени: несколько минут или часов. Все, что мне остается делать – терпеть боль и накачаться исцеляющей сывороткой, чтобы хоть как-то уменьшить раны.
Я открываю флакончик с серебряной жидкостью. Коул бросает на меня взгляд и застывает.
– Ох, нет-нет, – шепчет он.
Визжат тормоза. Мы слетаем с шоссе прямо к деревьям. Листья летят на лобовое стекло, а ветки царапают двери, пока мы не оказываемся на поляне, где резко останавливаемся.
– Нет, нет. – Коул срывает ремень безопасности. Его голос безумен, а в глазах чернильные лужи темноты. – Почему, Кэт? Зачем ты это с собой сделала?
– Я сделала то, что должна была, – говорю я, готовясь к новому приливу боли. – Я же говорила, что нам нужно закрыть шлюзы. Там живут восемьдесят тысяч человек, Коул.
Я втираю исцеляющую сыворотку в потрескавшуюся кожу колена, стараясь игнорировать боль и то, что моя нога разлагается, как гниющие фрукты.
– Черт возьми, Катарина! Коул вздрагивает и отворачивается, а мышцы на его шее напрягаются. – Я не хотел, чтобы ты поранилась.
– У меня не было времени обдумывать другие варианты. – Я пристально смотрю на него. – Я приняла решение, а ты не согласился. Вот что бывает, когда ты меня не слушаешь.
Коул хмурится, а затем распахивает дверь и обходит джип, направляясь к моей двери. Вены на моей ноге темнеют и пульсируют,
