Могла ли представить себе Корако, что этот раз будет последним? Что маленькая Киско с зеленым глазом окажется последним ребенком, которого она заберет из яслей? Эрил-Фейн восстанет всего тремя неделями позже и убьет всех богов и лазурных отпрысков. Но Киско к тому времени уже не будет. Сегодня – день ее прощания. Она съежилась от страха, но не оказывала сопротивления.
В отличие от Миньи.
– Нет! – резко отрезала девочка.
Сарай, безмолвный зритель, увидела то же, что и Корако: крошечную, свирепую, пылающую девочку с характером, сильнее ее в десять раз.
– Ты не можешь ее забрать! – испуганно, но яростно провизжала она. В ней виделись отцовские черты – если бы, конечно, бог чудищ использовал свою силу, чтобы защитить детей. – УХОДИ!
Корако не спорила.
Наблюдая, Сарай подумала, что Корако могла бы с легкостью упростить себе задачу. Какое бы будущее ни ожидало детей, почему она просто не соврала? Почему не сделала вид, что уводит их в прекрасную новую жизнь, с домами, пастбищами спектралов и ощущением травы под босыми ногами – даже с матерями. Дети шли бы с ней добровольно и с нетерпением ждали своей очереди. Но богиня не проронила ни слова. Казалось, она чуть ли не набиралась решимости. Спина женщины слегка дрогнула, лицо опустело от эмоций, и она отказывалась встречаться взглядом с Миньей.
Сарай впервые кое-что заметила: вокруг шеи Корако был ошейник из мезартиума. Прямо как у животных. Она порылась в своем небольшом арсенале воспоминаний о богине. Действительно ли Корако носила эту штуку? Сарай пыталась вспомнить ее смерть из снов Эрил-Фейна. Был ли он тогда? Девушка не могла сказать наверняка.
Затем, стоя все так же на пороге, Корако жестом подозвала кого-то, и…
…снова появился сбой. Аномалия, размытое пятно. В ту секунду оно восстановилось. И вновь у Сарай появилось впечатление, что от нее что-то скрывают. Она пыталась присмотреться, но видела лишь тени. Аура наполнилась болью, словно надавили на синяк. Может, это дело рук Корако? Она что-то прятала? Но это не имело смысла.
Это сон Миньи. Если в нем и таились секреты, то они принадлежали только ей.
Вдруг это ответ на вопрос, куда забирали детей, но мысли о нем приносили слишком много боли. Так уж устроены наши головы. Сарай уже встречала подобное. Если с вами случалось что-то невыносимое, разум выстраивал ограждение вокруг этого события или же прятал его в могилу. Девушка видела кошмары, скрытые в коробке от печенья или зарытые под саженцем, чтобы его корни обросли вокруг них и не дали вырваться. Наш мозг хорошо умеет скрывать воспоминания, но вот на что он не способен – это стереть их. Только утаить, а припрятанные тайны не пропадают. Они гниют. Разлагаются, сочатся ядом. Давят на нервы и исходят вонью. Шипят, как змеи в высокой траве.
Сарай полагала, что за этим сбоем Минья что-то скрывает. Ей нужно узнать, что именно. Она собрала свою силу в кулак. Сарай – Муза ночных кошмаров. Сны повиновались ее воле. Им ничего от нее не утаить.
Она направила всю свою волю на туманную область, чтобы пролить на нее свет. Сопротивление взвыло. Оно было сильным, но Сарай сильнее. Все равно что вскрыть что-то. Грудную клетку или гроб. А затем сбой исчез. Размытое пятно обрело четкость, и…
…появились Эллен.
Сарай подумала, что ошиблась. С чего бы Минье скрывать наставниц? Они не лежали замертво на полу, как в прошлый раз. Это еще не Резня. Чего тут скрывать?
Далее она испытала облегчение. Сарай так остро ощущала их отсутствие. Без Эллен ясли были незаконченной картиной. Она не сомневалась, что сейчас они успокоят девочек, поскольку так они всегда и поступали.
Или… так поступали ее Эллен. Эти же…
Сарай посмотрела на лица женщин и почти не узнала их. О, лица были те же. Во всяком случае, их черты. Младшая Эллен носила глазную повязку, но Сарай и так об этом знала. Изагол вырвала ей глаз. Став призраком, женщина его вернула. Но проблема была не в повязке, а в ее взгляде – или, скорее, в отвращении, читавшемся в нем. Она смотрела на Минью с Киско, как люди смотрели на божьих отпрысков, словно на что-то непристойное. А Старшая Эллен…
Сарай почувствовала себя пораженной, ограбленной, пронзенной прямо в сердца, будто над ней насмехались. Ее милая Старшая Эллен была с румяными круглыми щечками, которые они звали «щечками счастья», и они по-прежнему выглядели так, но счастье не имело никакого отношения к этой женщине. Ее взгляд был холодным, как туша угря на тающем снеге. Губы поджаты, как плохо сшитая петлица. А ее аура источала чистую, жаркую злобу.
Она направилась к Минье. Младшая Эллен схватила Киско и потащила к двери, где ждала Корако. Все это время девочка оглядывалась через плечо, и на ее лице запечатлелся беспомощный ужас. Минья боролась, пиналась и плевалась. Крик, который вырвался из ее груди, резал уши. Тот самый, что жил в ней все последующие годы – апокалипсис, разрывающий горло, наполняющий пространство, рев бесконечной ярости. Он вырвался из нее, как оживший дух, освободившийся из ловушки плоти. Во сне, как не могло быть в реальности, ее гнев принял облик демона. Уплотнившись, он стал краснокожим, гигантским существом с горящими глазами. На его фоне няни казались карликами. Демон полностью заполнил помещение. Какие зубы, какой вой! На Сарай обрушилась его ярость. Она потрясенно попятилась, но не могла не обрадоваться, поскольку Минья определенно брала сон под контроль. Она могла приручить свой кошмар и вернуть подругу. Минья спасет Киско и победит, ощутив покой, хоть и ненастоящий.
Но демон только выл от мучений, пока Киско силком уводили из яслей.
А затем Старшая Эллен замахнулась и влепила Минье такую затрещину, что та упала на пол. Вой оборвался так резко, что Сарай могла сравнить этот момент только с мигом, когда ее тело после долгого тихого падения приземлилось на ворота и погибло. Буря ярости закончилась. Демон гнева исчез. А Минья, как нелюбимая кукла, осталась лежать на полу.
27. Живые и призраки
Много лет назад Минья заставила их поклясться, что они никогда не будут использовать свои дары друг на друге. Это могло показаться лишним. Конечно, было важно, чтобы Руби не использовала свой дар, но остальные? Таланты Спэрроу и Ферала не представляли угрозы, а Минья никак не могла повлиять на живых. Тем не менее они все дали торжественную клятву, полностью подчиняясь чарам Миньи, – и не неохотно, а с радостью. Дети ее обожали – свою острую на язычок, темноглазую спасительницу. Но теперь Сарай осенило, что Минья смотрела на нее,
