Я прикрыл лицо ладонью.
Ничего не происходило.
— Извини, — послышался голос Таис. — Мне не стоило приходить. Я ошибалась.
Бронированная дверь открылась; выход из тюрьмы застилала густая тень, словно ничего, кроме моей пыточной камеры, уже не существовало. Таис взглянула на меня в последний раз — прежде чем уйти в темноту.
— Погоди! — крикнул я.
Таис замерла.
— Положим, что все, что ты… что вы говорите, — это правда. Каким–то невероятным образом. Но я действительно был на «Ахилле», и вы говорили, что были и другие пострадавшие тоже. Первый пилот. Я его помню.
— Да, — сказала Таис.
— Они здесь?
Таис замялась на секунду.
— Да, — нехотя ответила она. — Здесь есть и другие, с «Ахилла».
— Я могу их увидеть? Кого–нибудь. Первого пилота. Это помогло бы мне. Быть может, если бы мы могли поговорить…
— Нет. Мы думали об этом. Вы просто не совсем понимаете. Скорее всего, вам стало бы еще хуже.
— Хуже, чем это?
Я показал рукой на пустые белые стены.
— Извините, — повторила Таис и вышла из камеры.
Дверь закрылась за ней. Таис сгинула во тьме. Гулкое металлическое эхо прокатилось по сверкающим стенам. Но уже через секунду меня окружала тишина.
Я вышел в середину комнаты. По лицу стекали капельки пота; воздух в камере стал вязким и теплым, нагревшись от слепящего света из стен.
— А теперь, — сказал я, — а теперь просто отключите меня! Ну же! Нажмите на кнопку! Вы ведь часто это делаете!
Тишина.
— Я устал, — сказал я. — Я не могу так больше. У меня нет сил.
Ноги окоченели и почти ничего не чувствовали. Дышать было тяжело, с каждым вздохом легкие наливались болезненной тяжестью.
— Лида, — пробормотал я. — Нет…
Я поднял голову.
— Таис! Таис, пожалуйста! Я схожу здесь с ума! Если вы правда… если это не то, чего ты хочешь… Если вы…
Раздалось пронзительное дребезжание — можно было подумать, что кто–то пытается включить неисправный микрофон.
— Таис, — повторил я, — я не могу терпеть ни этот жуткий свет, ни темноту, ни этот холод… Таис!
— Достаточно! — рявкнул искаженный неисправным модулятором голос.
— Что достаточно?
— Сядьте на кровать! — приказал голос. — Я сейчас выключу свет. Попытайтесь уснуть.
— Таис…
— Сядьте на кровать!
— Таис, — повторил я, — у меня остался один последний вопрос. После этого я замолчу и постараюсь уснуть.
Надсадный шум прекратился — кто–то переводил дыхание, обдумывая мои слова.
— Я слушаю, — донеслось с потолка.
— Таис, — сказал я, — я вам верю, я верю, что вы хотите помочь. Я понимаю, что вы не можете мне все говорить, что вы, возможно, и не знаете всего, но постарайтесь ответить на этот самый последний вопрос.
— Я слушаю, — нетерпеливо повторила через модулятор невидимая Таис.
Я сглотнул слюну.
— Скажи, среди пострадавших, среди тех, кто с «Ахилла», есть девушка твоих лет?
Голос молчал.
— Да, — послышалось наконец с потолка, и этот единственный слог, произнесенный механическим басом, превратился в протяжный электрический гул, который еще долго стоял в ушах.
74
Прошел почти месяц после нашего последнего свидания с Лидой в театре, но она по–прежнему избегала меня, придумывая всевозможные причины, чтобы отказаться от встречи. Сначала у нее появились неотложные семейные дела, а ближе к сессии она решила круглые сутки готовиться к несложным промежуточным зачетам.
Я поговорил с ней всего несколько раз, когда мы случайно встречались в коридоре у поточных или в институтской столовой. Она была приветлива, позволяла целовать себя в щеку и все время куда–то спешила — на лекцию, непонятную встречу, домой. Прощаясь, Лида долго смотрела на меня зелеными грустными глазами, чуть нахмурив брови и улыбаясь, как умела, только уголками рта, — извиняясь за что–то, о чем никак не могла или не решалась сказать.
— В планетарии пустили новую программу, — сказал я однажды, чтобы хоть как–то ее задержать.
Лида была вместе с Анной, которая уже нетерпеливо тянула ее за рукав.
— Ты же знаешь, это не планетарий, — сказала Лида.
— В звездном театре, — поправился я.
— Нам вообще–то пора, — сказала Анна.
— Потом, — сказала Лида. — Мы торопимся по делам.
Она ехала с Анной в город, а у меня оставался последний семинар. Мы расходились по разные стороны узкой аллеи, которую обступали развесистые зеленые ели и уродливые облетевшие деревья.
— Звезды и любовь! — крикнул я удаляющимся девушкам.
Лида остановилась.
— Что?
— Звезды и любовь. Так называется новая программа. Мне показалось, будет интересно.
Анна скривилась.
На самом деле в фальшивом планетарии пустили голографический фильм о черных дырах и столкновении галактик. Я и сам не понимал, зачем решил соврать про звезды и любовь, — ведь требовались лишь секунды, чтобы уличить меня во лжи, открыв расписание сеансов в суазоре.
— Интересно, — улыбнулась Лида. — Но как–нибудь потом, ладно?
— Ладно, — согласился я.
Девушки медленно пошли по аллее, хотя совсем недавно так торопились, что даже не хотели со мной поговорить. Я чувствовал в груди страшную пустоту, словно в то самое мгновение, когда Лида отвернулась, я перестал существовать. Помню, что тогда на аллее не было никого, кроме нас троих. Впрочем, память наверняка обманывает меня — вечером, перед последними занятиями, институтский городок всегда заполняют галдящие стайки студентов. Но я видел только Лиду и ее некрасивую подругу — видел, как они
