— Да что тут… — повторил я.
Профессор вновь взглянул в нашу сторону; я виновато опустил голову и вернул Виктору суазор.
— Итак, — сказал профессор, — кто–нибудь готов сейчас заново собрать двигатель — по свежей, так сказать, памяти?
Профессор театрально вскинул руки, и под потолком появились прозрачные миражи деталей разобранного двигателя — платы, электрические цепи, изогнутый змеей ускоритель.
— Да как что? — возмутился Виктор. — Про «Патрокл», и это… Там целый флот у Луны собирается.
— Молодые люди! — Профессор затрясся, как во время припадка. — Сколько можно вам повторять?! Вы мне мешаете вести семинар!
— Извините, — сказал Виктор. — Просто здесь…
Профессор просверлил Виктора яростным взглядом.
— Выйдите! — крикнул он и пафосно указал на нас пальцем. — И друга своего заберите! Не хотите слушать, так не мешайте остальным!
— Извините, — затараторил я, — простите нас, мы…
— Выйдите! — неумолимо повторил профессор.
Меня первый раз в жизни выгнали с семинара.
Виктор, проходя мимо голограммы двигателя, качнул рукой — прозрачное трехмерное изображение задрожало в воздухе и причудливо исказилось, как от ряби волн. Кто–то засмеялся.
— Что за цирк! — прорычал профессор. — Живо! В коридор! Я еще поговорю о вас с учебной частью!
Мы вышли. Виктор демонстративно хлопнул дверью.
В коридоре стояла сонная сумрачная тишина.
— Вот ведь старый хрен! — выругался Виктор.
— А тебе не терпелось прямо! — пожаловался я. — Посмотрели бы потом. Прикинь, если он и правда в учебную пойдет? Мне еще этого не хватало.
— Да никуда он не пойдет! — отмахнулся Виктор.
Мы встали напротив мутного, затянутого электронной пеленой окна. Виктор осмотрелся.
Я открыл соцветие. На экране выстроилась развесистая паутина — сотни лиц, сплетенных тонкими нитями в единую сеть. Фотография Лиды, с которой я переписывался больше всех, тут же сама скользнула под палец, едва я занес его над экраном. Лида так и не изменила ее с первого курса — это был все тот же мутный снимок, на котором она стеснительно отводила глаза.
— Ого, — сказал Виктор, заглядывая мне через плечо, — а неплохо твоя сеть выросла! После пяти–то человек.
— Даже страшно представить, какая у тебя.
— Секунду.
Виктор тоже полез за суазором, однако я не смотрел. Я проверил ленту Лиды — обновлений не было уже много дней. Тогда я торопливо вбил в поисковую строку «Патрокл» и начал листать высыпавшиеся на экран разномастные фотографии космических кораблей. Однако ничего подходящего не попадалось — на всех снимках огромный линкор выглядел, как на патриотическом военном плакате. Тогда я напечатал в поле для поиска «"Патрокл" на геостационарной орбите Земли» и — остановился. Я внезапно понял, что этот исполинский корабль перестал быть символом мечты о звездах, о путешествиях в другие миры. «Патрокл» стал символом войны.
Виктору надоело стоять посреди пустого коридора.
— Ну, чего, — спросил он, — куда пойдем?
Я выбрал в списке контактов Лиду и, поколебавшись секунду, отправил ей сообщение:
«Привет! Давненько тебя не видел. Не заболела? Помнишь, мы хотели поговорить…»
— Алло! Земля вызывает…
— Чего? — Я убрал суазор.
— Чего–чего? — передразнил меня Виктор. — Куда пойдем–то?
— А куда идти? До конца все равно минут двадцать осталось. Давай здесь подождем.
Из–за вкрадчивой обволакивающей тишины мне было неудобно говорить в полный голос.
— Да ну, давай лучше в буфет. Чего здесь–то стоять? Думаешь, он обратно пустит?
— Разбежался.
— Вот–вот, — осклабился Виктор. — Я тоже не хочу обратно. Всю эту чушь и безо всяких голограмм можно в учебнике прочитать. Чего время–то тратить?
Я поддался на его уговоры.
Пока мы ждали лифта, я постоянно проверял новые сообщения, хотя и понимал, что ответа от Лиды нет — в противном случае, суазор непременно известил бы о том, что его цифровой вселенной требуется мое срочное внимание.
— Да не парься ты из–за этого придурка, — сказал Виктор, когда мы заходили в лифт. — За что он нас выгнал–то? Да его учебная часть на смех поднимет, если он и правда туда сунется.
— А я и не парюсь.
— Но как–то ты погрустнел.
— Устал просто.
— Опять она?
Мы стояли в кабинке, не нажимая кнопок. Поначалу лифт терпеливо ожидал команды, но потом двери стали закрываться, и Виктор, спохватившись, нажал кнопку первого этажа.
— Что у вас с ней происходит?
— Я и сам не знаю.
Лифт остановился. Двери открылись — и суазор взволнованно задрожал в кармане. Я остолбенел. Суазор быстро успокоился, погрузившись в чуткий электронный сон, но я не двигался с места.
Я боялся читать ее ответ.
— Чего стоишь? — поморщился Виктор. — Сейчас двери закроются.
На первом этаже сновали ошалелые студенты, которые, видимо, сбежали с лекций или же были изгнаны другим истеричным профессором, как мы. В автоматизированном буфете, точно по заказу, работала только кофейная машина. А за высоким столиком, у светлого, с отключенными шторами окна стояла Лида и пила кофе из пластиковой чашки.
Меня парализовало.
Лида щурилась от солнечного света. Волосы ее были распущены и падали на лицо. Она откинула прядь, пригубила кофе и — обернулась.
Лида смотрела на меня, не говоря ни слова. Она выглядела испуганной, пластиковая чашка с кофе чуть не выскользнула у нее из руки.
— Ты здесь? — произнесла наконец Лида. — Но я только что написала. Думала, ты на семинаре.
— Должен быть, да. Но вот из–за этого…
Я повернулся, но не увидел Виктора. Тот исчез — сгинул, как привидение. Столь внезапная тактичность была совершенно для него не типична.
— Так странно, что ты… — начала Лида и смутилась. —
